Саундтреки

[Verit]

У всех наверняка уже сто раз есть, но пусть будет, наверное, и тут? Все на народе.

Les Miserables 1934 (Arthur Honegger); 113 Мб.

Les Miserables 1998 (Basil Poledouris); 157 Мб.

Les Miserables 2000 (Jean-Claude Petit); 98 Мб.

Найду-скачаю еще - дополню. или если кто другой. )

@темы: фильмы, аудио, скачать

---

ищо Карпентер

[Verit]

один хороший человек на тумблере поделился. это другой бутлег, не barbican.



ыыыыыы

@темы: видео, мюзикл

---

[Verit]

У нас тут с Elli Cler возникла идея - ну, в честь праздника... и вообще (ибо в праздник мы, может, не успеем), - посмотреть что-нибудь... вместе. Всем.
Как оно делается: есть сайт livestream.com; я уже проверила, вроде, работает, - так вот, кто-нибудь (в данном случае я) запускает передачу со своего экрана в реальном времени. А на своем экране включает, допустим, кино. И оно передается всем на определенной странице сайта livestream. Сбоку от окошка экрана там чат. соответственно, все смотрят одновременно, комментируют в чате, блаблабла.

Сначала хочется узнать, кто вообще хочет, а потом можно голосовалку повесить. ну и предлагайте тогда, что.
одна фигня: если фильм какой - то как решать с озвучкой/оригиналом (у меня каких-то вещей в озвучке и не будет вообще)
с мюзиклом проще, но тоже - что именно.
ааа *паникует*

...но все равно 8) Хм?

UPD. Мы смотрим О-34 (первую серию, и дальше как пойдет?..) в 20:30. Ссылку на лайвстрим дам позднее, сейчас там ничего нет. 8)
да, если что, фильм будет транслироваться от меня, так что если у кого нет - качать не надо. ))))

Ага, ну вроде я все настроила. Направляю вас сюда.

запись создана: 04.07.2012 в 17:58

@темы: мюзикл, фильмы, сообщество

---

[stummenpack]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[Romyel]

О! Ого!
Однако же, с годовщиной нас!

@темы: сообщество

---

[Romyel]

Я уже гнал о скрытых неосознанных симпатиях Жавера к Вальжану, о том, что подсознательно не хотел его арестовывать, о деле Шанматье тоже что-то было в этом ключе...
Но вот сегодня на меня ссыпалось еще некоторое количество всякого...))

Дело Шанматье. А вот скажите, почему это один из главных свидетелей касательно тождества личности подсудимого, единственный, прошу заметить, кого можно привести к присяге, сваливает сразу после дачи показаний, призванный некими служебными обязанностями такой срочности, что они не могли быть отложены на пару часов? (Причем, в Монтрейле он должен был оказаться среди ночи, а потом, как известно, он проснулся и пошел Вальжана арестовывать) Показания его тоже прекрасны (своими словами) - не нужны мне никакие доказательства, я его узнал, это точно он, сомнений быть не может! - и ходу из Арраса. А как же любовь к букве закона? Он же участник процесса. Почему не присутствовал до конца? Что за дела, если Монтрейль-то благоденствует? Или - ему просто невыносимо там присутствовать, поскольку он чувствует, несмотря на все доказательства (которые ему вот и не нужны не разу) что все не так, ребята...?

Арест. Жавер там орет. И орет он, если вдуматься, одно и тоже - "Замолчите! Не желаю слушать!" С одной стороны да, он там в эйфории и все такое, но с другой стороны все это очень похоже на реакцию человека, который очень боится что его сейчас в чем-то переубедят, а оно ему ой как не надо. Вот и накручивает себя воплями по-кругу. И еще - он напрямую не называет Вальжана по имени. Что вот тут есть такое, но я пока не поймал, что и куда...

Далее Вальжан бежит из тюрьмы Монтрейля и приходит домой. Никто так и не узнал впоследствии, каким образом ему удалось проникнуть во двор, не открывая ворот. У него всегда был при себе запасной ключ от калитки, но ведь при обыске у него должны были отобрать ключ. Это обстоятельство так и осталось невыясненным.
При обыске. Отобрать. Ага. Ключ от дома не прячут в потайные карманы. Ну, обычно, да. Так что возможна версия, что Вальжана забыли обыскать. Руководящий арестом забыл приказать обыскать арестованного. Внезапно. Вообще он педантичен, но тут... С кем не бывает)

Далее, явившись в дом Мадлена Жавер начинает тупить. Он не задается вопросом, какого праведная монахиня молится не у тела усопшей, а внезапно в кабинете мэра, не видит вторую, еще чадящую свечу и - помните, что сделал Вальжан незадолго до этого? Он взял листок бумаги, написал на нем: "Вот два железных наконечника моей палки и украденная у Малыша Жерве монета в сорок су, о которой я говорил в суде присяжных", потом переложил на этот листок серебряную монету и два куска железа так, чтобы они сразу бросились в глаза каждому, кто вошел бы в комнату. - этого Жавер тоже не видит!!! Вот что глубокое преклонение перед всякой властью с людями делает)))

Про Тенардье, которых наметанный глаз сыщика должен был определить, как скользких типов, а он на голубом глазу верит в их сказку про дедушку, я уже где-то поминал...

В Париже Жавер, которому показалось, что он узнал Вальжана, идет в лачугу Горбо. Картина маслом: Темно. Тихо. Сыщик, тяжело и шумно шагая, подкрадывается к двери подозреваемого. И свечой начинает у замочной скважины махать, что бы уж точно стало понятно, что за дверю никого нет. Поняв, что изнутри ничего не светит, сыщик бесшумно удаляется. (Не, перечитайте, оно примерно так и смотрится на самом деле)))
Утром, вместо того, чтобы затаиться и понаблюдать за нехорошей квартиркой на предмет, кто из нее выйдет, сыщик не таясь, покидает свою комнату. Мастер слежки, а?

Ну, и про саму погоню я тоже уже гнал - тут потормозить, там подкрепления дождаться, здесь посовещаться, время в финале потянуть... Мда... И че это не догнали?

Вот, правда - автор гонит, я туплю, или все все-таки не совсем так, как гонит автор?

Да, а что за кража у епископа диньского на суде всплыла? Что, была кража? Кто заявлял? А если про кражу известно, то и перечень украденного должен присутствовать. А это и подсвечники тоже. А они на виду в доме мэра стоят... Вот палево! Похлеще клейма, нэ?)))

@темы: кирпич, размышления

---

про О98 и свободу

[stummenpack]

т.к. главные всякие вещи у меня пошли в форму очередного поднимания висяка по означенному фильму, то наружу выходит только всякая фигня.

короче, вот труп жавера всплывает, закованный в наручники. или его просто хватились. чо дальше?
"какая кур-рва порешила нашего лучшего инспектора?" - бушует префект, размахивая пресловутым донесением, - "ась? кто его последний видел?"
"м-мы, господин префект"
"при каких обстоятельствах?"
"оставили его на набережной. с вот этим чуваком, про которого донесение. правда, тот сам в наручниках был."
"ох ослы! ох идиоты! сортиры в тулоне чистить будете! приметы чувака срочно!"
"такие-то и такие-то. а еще мы знаем адрес. такой-то."

и эпикфэйл.
так что нисоновского вальжана не только по факту произошедшего должно было накрыть (в чем я не сомневаюсь), но и когда/если он сообразит, чем это все грозит ему и окружающим...

@темы: фильмы, размышления

---

"Отверженные-98"

[Romyel]

Как всегда, несколько сумбурно, но по-другому я же никогда и не соберусь...
Самое сложное, конечно же, было забыть все, что я об этом фильме думал раньше и постараться принять его, так сказать с чистого листа.

Так что же я увидел?
1.Фильм. Фильм прост. Фильм, в основном, снят для среднестатистических американцев людей, которые не будут закапываться в психологию персонажа и радоваться новой возможной грани характера оного. И этот фильм говорит с ними на их простом языке: вот Вальжан, он сначала плохой, а потом хороший, вот Жавер, он изначально не хороший, весь его даже внешний вид говорит об этом, вот Фантина, у нее очень, очень тяжелая жизнь.... И так далее. Фильм говорит обо всем очень просто и прямо,

2. Вальжан. Это очень простой человек. Он прост в делах, в словах, в движениях.
А еще есть такая грань Вальжана, на которой обычно не акцентируют внимания - он продолжает чувствовать себя каторжником, над ним висит ужас каторги, это смутное чувство, которое никак не позволяет ему почувствовать себя окончательно свободным.
Он очень одинок, говорит капитан Бове, и это немаловажный момент - мер действительно мало с кем общается. Он замкнут, он нелюдим, он одинок. Он все время опасается, что каторжник вырвется наружу. И опасается, надо сказать, не зря - драка с Жавером, пощечина Козетте - это проявление каторжника и, в то же время, проявление страха. Вальжан очень простой человек, как я говорил. Он очень медленно реагирует на события, а если не понимает, как реагировать, реагирует простейшим способом.

И тут мы переходим к финалу.
Что меня всегда вымораживало в финале? Бездействие Вальжана и его радостная морда в финале.
Но вот, посмотрев на этого Вальжана пристальней и не предвзято, я увидел, нашел этому объяснения. Помимо всего прочего, этот Вальжан очень верующий человек, и самоубийство настолько вне его мира, вне его восприятия действительности, что он ничего не делает просто потому, что не в силах осознать, что происходящее - реально.
Как реагировать на то, чего быть просто не может?

А дальше... Это не просто радость, что нет преследователя и есть свобода,это больше, это, практически, неконтролируемый крышеснос.
Когда то, что пожирало тебя изнутри, то, что выедало тебя долгие годы вдруг исчезает, ты, реально, можешь только идти и тупо лыбиться, глядя на окружающее, которого и не видел никогда, не воспринимал в полной мере, потому как все силы уходили на борьбу со своими внутренними демонами. А тут они все и сразу исчезли...
Внезапное ощущение внутренней свободы - это нокаут.
Потом, потом будет и рефлексия с осознанием произошедшего и оценка всего этого, но сейчас ничего нет, кроме ощущения полной, фантастической, прекрасной свободы.


А еще я посадил с собой смотреть человека девственно чистого по отношению к "Отверженным", ибо хотелось услышать мнение, не предвзятое со всех сторон. И он там, помимо прочего увидел возможность пейринга Жавер-Козетта

Вопросы? ))

P.S. А, да, к стати - никакой истории любви между Вальжаном и Фантиной там нет)))

@темы: фильмы, размышления

---

Перекресток

[Яртур]

Перекресток.
По «Отверженным-78»
Автор: Яртур
Категория: джен
Персонажи: Жан Вальжан, Жавер, Козетта
Саммари: AU финала (действие начинается в момент, когда инспектор появляется на набережной Сены)
Дисклаймер: ни в коей мере не претендую на права, принадлежащие автору романа и создателям фильма
Статус: завершен

Но сильного слезы пред Богом неправы…
Н.Гумилев.
Победить волю к самоубийству – значит перестать думать
главным образом о себе и о своем.
Н. Бердяев.
- Папа? Ты снова куда-то уходишь? – ровные дуги девичьих бровей трогательно встали домиком. Мадмуазель Эфрази Фошлеван, она же Козетта, выросла красавицей. Красавицей в чисто французском понимании этого слова, далекой от классических канонов, но тем хуже для последних. И для Жана, которого душила отцовская ревность, усугубляемая страхом за дочь. Юность так расточительна, так щедро наделяет предмет любви всеми мыслимыми и немыслимыми добродетелями!... Что, если этот Мариус окажется обычным повесой, или просто мальчишкой, легкомысленным глупым мальчишкой? Что, если он обидит, разочарует девочку, разобьет ей сердце?... Жан озадаченно посмотрел на внушительных размеров кулаки, в которые совершенно самостоятельно сжались его руки, и несколько принужденно улыбнулся дочери:
- Не беспокойся, детка. Я только немного пройдусь.
- Я распоряжусь, чтобы закладывали экипаж.
- Никакого экипажа. Я еще не настолько стар, - усмехнулся Вальжан, которому хотелось не столько прогуляться, сколько побыть в одиночестве.
Он ласково прикоснулся к волосам Козетты, отвел с её щеки локон, с обдуманной небрежностью выпущенный из прически. Вот ты и выросла, дочка. Пришла пора уступить другому мужчине право заботиться о тебе и оберегать тебя. Как же быстро ты выросла, дочка…
Вальжана гнало из дому смутное предчувствие момента истины, который вот-вот наступит в его судьбе. Так было в Монтрейле, когда появился Жавер. Тогда это предчувствие томило его душу тоской, вплоть до желания ускорить развязку; стоя возле злополучной телеги, он едва не сказал своему злому гению: «Что делаешь, делай скорее». Теперь он лучше владел собой, однако чрезмерная самодисциплина имела обратную сторону – гнев и уязвленная гордость, не получая выхода, сжигали его изнутри. Молитва помогала, но иногда лучшим средством остудить страсти была банальная физическая усталость. Лучшим, но труднодостижимым: он все еще был очень силен.
Жавер смотрел на серые волны и размышлял. В мыслях он проживал свою жизнь заново, год за годом – и видел свою вину. Он не умел жить с сознанием вины. Но хуже всего была острая тоска по чему-то неведомому, невыразимому, прекрасному – по высшему плану бытия, который приоткрылся ему так поздно. При этом случилось нечто ужасное: чувства, которые он столько лет держал на цепи – боль одиночества, страх перед приближающейся старостью, означающей потерю единственного смысла его существования, потребность в привязанности, дружеском участии, – хлынули наружу, как кровь из открытой раны.
В его мозгу непрерывно крутились обрывки фраз, сказанных в переулке и позднее, когда он настиг Вальжана в стоках. Так, между прочим, с ума-то и сходят. Их сменяли более отдаленные воспоминания: осунувшееся, мокрое от пота лицо «месье Мадлена», стоящего возле сломанной телеги; смерть Фантины и арест; отчаянные глаза старушки монахини – бедняжка была в ужасе от своей лжи, но не могла поступить иначе. Пару часов назад он тоже был в ужасе от того, что делает, и тоже иначе не мог. Лучше бы ему было свернуть шею по дороге из Тулона в Монтрейль. Лучше бы его пристрелили сегодня сразу, еще до того, как на пороге «Коринфа» появился Вальжан.
Он знал, что до сих пор этот человек не совершал убийств. Но кто устоит перед искушением, когда от безопасности и благополучия его отделяет тонкая нить чужой жизни?
…И всё же он почти обрадовался, увидев в дверях знакомую львиную голову, теперь уже совершенно седую. Среди этих представителей непонятного ему нового поколения он сам казался себе каким-то нереальным, и в Вальжане, который тоже был здесь чужим, ему вдруг почудился тайный союзник – так прихотливы и извилисты пути человеческого сердца. Именно поэтому его возмутило намерение Вальжана прикончить его собственноручно – как возмутило бы предательство. Он попытался принять надменный вид, за которым всю жизнь укрывался, как за щитом, но это не вполне ему удалось. Он не помнил, что говорил, - да и что умного может сказать человек, которого трясет от страха?... Жавер видел, что для Анжольраса со товарищи он – что-то вроде вещи, безликий «шпион», и пощады от них ждать не приходится. Другое дело Вальжан. Что-то в его душе упрямо тянулось к этому странному человеку, и хоть умом он понимал, что у «месье Мадлена» есть все основания желать ему смерти, но смутно догадывался, что с его стороны это было бы слишком простым ответом на сложный вопрос. Десять лет назад, в Париже, арест тоже был бы простым ответом на сложный вопрос – поэтому в решающий момент он, как бракованная гончая, скололся со следа.
«Ты можешь забрать мою жизнь, но не мою правоту» - вот что он сказал бы Вальжану в переулке, если бы чудовищное нервное напряжение не отняло все его силы, а заодно и способность связно выражать свои мысли. Но выяснилось, что его жизнь Вальжану не нужна. А правота оказалась мнимой, как и всё, во имя чего он жил.
Он посмотрел вниз, холодея от тоски, отчаяния и непоправимости случившегося. Шепот воды звучал как приглашение, и безобразие смерти внушало меньший ужас, чем безобразие жизни, обратившейся в хаос. Он заплакал – сухим горлом, сжав зубы и запрокинув голову, чтобы удержать слезы. Какое странное чувство – стоять у последней черты…
Жавер уже стоял у неё сегодня. Тогда его мозг, парализованный пережитым шоком, не мешал языку нести вздор, а глазам – замечать странные вещи, обычно ускользающие от взгляда. Оглушенный словами «Ты свободен», он помедлил полминуты, заново привыкая к перевернувшемуся миру, потом повернулся к Вальжану и вдруг явственно ощутил незримую, но непроницаемую пелену одиночества, окутывающую этого человека, как плащ. На миг Жаверу стало страшно, как бывает страшно человеку, увидевшему своего двойника.
Думать о Вальжане было мучительно, не думать – невозможно: спасение жизни – поступок, создающий особые узы. Отныне он был связан – прочно связан – с человеком, чью жизнь разрушил, и этот долг нельзя было оплатить, вложив оружие в ножны и прекратив их затянувшийся поединок – нужно было что-то еще. Что именно, он не знал. Во всяком случае, его благодарность Вальжану точно не требовалась. Вот уж самый бесполезный приз из возможных!
Жан был встревожен тем, как бурно проявился в нем инстинкт ограбленного собственника. Ведь он понимал, что приемная дочь выросла и нужно устраивать её судьбу, иными словами, искать ей мужа. Он сам воспротивился стараниям святых сестер удержать Козетту в монастыре, и все же известие о том, что девочка влюблена, застало его врасплох. Горькие мысли о неизбежности скорого расставания с дочерью сменялись не менее горькими воспоминаниями. Смерть Гавроша – это было так неправильно, так безбожно! Безбожно и неправильно было вообще всё, все эти бездарно загубленные молодые жизни. Лет двадцать назад Вальжан наверняка присоединился бы к мятежникам, охотно и с искренней верой в их правоту. Стал бы он тогда убийцей, преодолел бы глубинный метафизический ужас перед отнятием жизни у себе подобного? – Как знать. Во всяком случае, теперь «головная», обдуманная жестокость Анжольраса внушала ему отвращение. Стрелять в живых, настоящих людей ради иллюзии!...
…Встреча с Жавером стала для Жана еще одним потрясением. Его «лучший враг», постаревший и потрепанный, был среди этих полных энтузиазма юнцов до такой степени чужим, до такой степени инородным телом, что Вальжан поразился: «Какой идиот послал его сюда?! Или от него решили избавиться?» Ему вдруг подумалось, что оба они здесь чужие, оба – незваные гости. И весь его гнев, всё негодование на Жавера исчезли в эту минуту. Решение вытащить его отсюда Жан принял мгновенно и без колебаний, как если бы речь шла о жизни его брата. Он отнюдь не рассчитывал на благодарность, и всё же был уязвлен, когда Жавер начал осыпать его оскорблениями. Он не сразу понял, что это от страха.
Погрузившись в свои мысли, Жан миновал полицейский пост Шатле и двинулся дальше, в сторону собора, как вдруг в одинокой долговязой фигуре у моста Менял ему померещилось что-то знакомое. До тошноты.
«Боже, только не это», - застонал он мысленно. Как говорится, что дважды нам мило, на третий раз постыло. Двух встреч с Жавером – на баррикаде и в стоках – для одного дня было вполне достаточно!
«Это, это! Оно самое!» - уверенно возразил Господь, иногда проявлявший по отношению к Жану специфическое чувство юмора.
Вальжан невольно замедлил шаг – в предыдущую их встречу Жавер явно был не в себе, и чем закончится новая, можно было только гадать. Чего ждать от психа с дикими – сплошной зрачок – глазами и прыгающим в руке пистолетом?...
Тем временем приснопамятный пистолет из кармана шинели перекочевал на тумбу возле лестницы, ведущей на мост, неизменная трость составила ему компанию, а владелец, покинув свое имущество, начал спускаться по лестнице.
Целую минуту Вальжан искренне недоумевал по поводу увиденного. Потом его осенило.
Видимо, от потрясения он уже на бегу прорычал неподражаемую в своей нелепости фразу:
- Куда, чёрт!!! Убью!!!
Этот рык приморозил Жавера к месту, как десять лет назад, у постели Фантины. Вальжан по натуре не отличался вспыльчивостью, в молодости он был увальнем, в зрелом возрасте отлично владел собой, но редкие приступы его ярости были по-настоящему страшными.
- В ад захотел?! – большие светлые глаза Жана совсем побелели от бешенства. В таком гневе Жавер его еще не видал – даже в день ареста он держался спокойнее. «Сейчас ударит», - подумал Жавер, внутренне съеживаясь, как пес перед более крупным и свирепым собратом.
- Да я уже там! – выпалил он прямо в бешеные голубые глаза, соображая, скольких зубов (или ребер?) сейчас недосчитается.
Но Вальжан не ударил. Он боялся бить людей, потому что был слишком силен. Минуту или две продолжался поединок взглядов, потом Жавер вздохнул и отвернулся. Внезапно он показался Жану каким-то надломленным, уязвимым, как будто исчез щит, который он столько лет держал между собой и другими людьми. «Долго ты еще меня мучить будешь?» - говорил его затравленный вид. Порыв ветра взъерошил седые кудри Жана, бросил их на глаза. Он досадливо тряхнул головой – при желании это можно было принять за утвердительный ответ: «Долго!»
Что могло случиться за эти несколько часов? Вальжан готов был биться об заклад, что утром, на баррикаде, Жавер боялся и не хотел умирать. Впрочем, это и понятно: когда кто-то хочет содрать с тебя шкуру, совсем не хочется облегчать ему эту работу.
Цилиндр слетел с головы Жавера, когда он резко обернулся на крик, и теперь, надо полагать, уплывал по течению. Без головного убора рано поседевшая шевелюра инспектора выглядела неопрятной и взъерошенной, как шерсть больной собаки. Похоже, причесывался он теперь пятерней, да и вообще несколько опустился.
- Ты изменился, - рассеянно заметил Жан, соображая, о чем говорить. Нужно было, чтобы несостоявшийся самоубийца забыл свою беду ради более важных вещей, как когда-то он сам. Но Жан с трудом находил слова, когда речь шла о чем-то самом главном – не потому, что был тугодумом, а потому, что чаще беседовал с Богом или с давно умершим епископом, нежели с другими людьми. Как всегда в затруднительных случаях, Жан подумал о монсеньоре Мириэле и ощутил его незримое присутствие – и его недовольство. «Почему, отец? – растерянно, недоуменно воскликнул он про себя. – Что я сделал не так? Я же правильно поступил… или нет?» «Ты сделал для этого человека не всё, что должен был, - тихо шепнул бесплотный голос оттуда. – Ты не нашел каких-то слов, без которых милосердие превращается в оскорбление.»
Когда Вальжан, размышляя о чем-то, хмурил брови, его лицо становилось не задумчивым, а натурально грозным. Сам он об этом не подозревал, поскольку мало заботился о том, как выглядит со стороны. Жавер смотрел на него, также не находя слов, притом что хватило бы всего двух - «прости» и «спасибо». О том, что сегодня Вальжан навеки привязал его к себе (что вряд ли входило в его планы), говорить не стоило.
- Все-таки, почему ты не использовал свой шанс избавиться от меня?
- По-моему, - устало откликнулся Жан, - ты меня уже спрашивал.
- Ну хорошо, - решительно проговорил он после паузы. – Поговорим об этом и покончим с этим.
Не глядя на Жавера, стоявшего между ним и лестницей, Вальжан обошел его и сел на ступени. Довольно грязные, равнодушно отметил Жавер, пристроившись рядом. Невольно вспомнилось, во что превратился щегольский костюм «месье мэра» после пребывания под телегой. Одно воспоминание сменялось другим: Вальжан в тулонской тюрьме, Вальжан в Монтрейле, Вальжан в «Коринфе»… Жавер не понимал, как могло случиться, что этот человек сыграл такую подавляющую, роковую роль в его жизни. И как клейменный каторжник сумел стать таким – великодушным, бесстрашным, самоотверженным, на голову выше всех, кого он знал?...
- Для этого есть несколько причин, - сказал Вальжан, прервав молчание, сковавшее их, как цепь. – Во-первых, ты попал в беду, а я мог помочь. Во-вторых, насколько это в моих силах, я не заставлю страдать ни одно человеческое существо. В-третьих, во что бы превратилась моя жизнь, если бы я поступил иначе? Я бы не вошел в церковь, не смог посмотреть в глаза дочери.
- Но ты должен ненавидеть меня.
- Похоже, что я тебя ненавижу? – усмехнулся Вальжан. – Да и за что? Ты доставил мне много хлопот, это правда, но ты считал меня опасным преступником, и у тебя были причины так думать.
- Я был неправ, - вздохнул Жавер. – И в случае с Фантиной тоже. Фактически, я убил её.
Вальжан печально кивнул:
- Ты плохо поступил тогда. Но один человек, самый значительный человек в моей жизни, - я говорил тебе о нем, - верил, что люди лучше, чем их дурные поступки.
- Ты тоже веришь в это?
Вальжан улыбнулся тому, кто стоял перед его внутренним взором, - так улыбаются дорогим и любимым. И тихо ответил:
- Как я могу не верить, если он создал меня заново? До встречи с ним я был хищником, вырвавшимся на волю из зверинца. Да простит мне Бог, я был полон ненависти. Ненависть помогла мне выжить.
Вечер перешел в ночь, и двоих на мосту поглотила темнота, темнота и тишина, нарушаемая лишь плеском воды внизу. Жаверу вдруг почудилось, что они одни в каком-то странном месте, отрезанные от реального мира. Похожее чувство он испытал утром в переулке, причем и тогда, и теперь у него было ощущение, что за ними кто-то пристально наблюдает.
- Существуют правила, - возразил он и Вальжану, и этому неведомому наблюдателю. – Если им не следовать, всё превратится в хаос.
- Правила не имеют значения сами по себе, - покачал головой Жан. – Важны лишь ценности, во имя которых они создаются. Ради одной и той же ценности сегодня бывает необходимо сказать правду, а завтра – солгать; в одном случае уступить, в другом – оставаться непреклонным.
- В чем же тогда справедливость?
- Её не существует, - просто ответил Жан. – Есть только разные представления о ней, и все они неполны. Есть твоя правда и моя, есть правда моей дочери, которая хочет любви и счастья, и правда Анжольраса, который не хотел ничего, кроме своей мечты о рае на земле, - несбыточной мечты, поскольку не бывает рая без Бога.
Молчание снова сомкнулось над ними, как темная вода. Казалось, время перестало существовать, и эта полночь будет длиться вечно. И вечным – сидящим на этих ступенях от начала времен – вдруг показался Жаверу человек, подаривший ему жизнь и разрушивший его мир, который теперь предстояло выстроить заново. В глубине души он всегда признавал его старшинство, всегда чувствовал себя подчиненным – даже если сила была на его стороне. Вальжан был львом, который страшен даже в клетке. Но в эту минуту он меньше всего походил на льва – просто пожилой человек, печальный, усталый и одинокий. «Посмотри на себя, старый кобель, - усмехнулся про себя Жавер. – Тебя приручили. Ты готов давать лапу и приносить тапочки.»
- Не знаю, что за бесы в тебя вселились, - проговорил Вальжан, - но их нужно изгнать.
- А как ты изгнал своих бесов?
- Это было нелегко. – Вальжан по-прежнему смотрел прямо перед собой, и Жавер не видел его усмешки, но догадался о ней по голосу. – Как умереть и заново родиться, в некотором роде.
- Один, кстати, всё еще здесь, - он постучал себя согнутым пальцем по груди. – На цепи и в наморднике.
- Безумная ночь, - зябко передернул лопатками Жавер. – Безумный разговор. Тебе не кажется, что мы оба сумасшедшие?
- Попарно с ума не сходят, - рассудительно заметил Вальжан.
- В самом деле? – саркастически хмыкнул Жавер. – Судя по сегодняшним событиям, с ума в наше время сходят поротно и побатальонно!
Луна показалась в разрывах туч, и в её мертвенном свете профиль Жана стал двоиться: сквозь него словно проступали более молодые и более мягкие черты, в которые десять лет назад Жавер напряженно вглядывался, узнавая и не узнавая. Вновь его коснулась догадка, что они одни на каком-то острове или перекрестке. Он невольно придвинулся к Вальжану, чтобы коснуться его плеча своим и ощутить его живое тепло.
- Тебя, наверное, дочь ждет?
- Моя дочь сейчас смотрит на звезды и думает о прекрасном принце, - в голосе Жана снова послышалась усмешка, в которой было столько нежности, теплоты и привязанности, что их с избытком хватило бы на десяток дочерей. – И потом, - продолжал он, понизив голос, - ты разве еще не понял? Отсюда так просто не уйти.
- ?!
Вальжан был совершенно спокоен – Жаверу пришло в голову, что он привык жить в двух планах бытия, поэтому и не чувствует никакой потусторонней жути. Жавер мысленно ужаснулся тому, в каком сложном мире живет этот человек. Сам он не имел вкуса к сложным вещам и избегал их по мере сил – они таили в себе опасность, мешали провести границу между тем, что правильно, и тем, что неправильно.
- Со мной это уже было, - пояснил Вальжан, - в Дине, в Аррасе и сегодня на баррикаде. Бог приводит тебя куда-то и оставляет наедине с чем-то, что ты должен понять.
Жавер снова поежился. Всякую разную метафизику он не одобрял, поскольку она вносила путаницу, и если сталкивался с чем-то труднообъяснимым – старался выкинуть это из головы. Вдруг перед его глазами как наяву встали стены тулонской каторжной тюрьмы, а в следующее мгновение он увидел себя самого, в полном одиночестве бредущего по её коридорам и лестницам. Огромный замок был пуст и перешептывался бесплотными голосами людей, которые здесь год за годом отчаивались, мучились и умирали. Устав от этих обвиняющих голосов, он поднимался на стену и подолгу смотрел вдаль, но море было безжизненным – ни паруса, ни крика чайки, – а низкое небо давило вязкой, осязаемой тишиной. Он ясно сознавал, что мертв и это место его посмертного заточения. Как долго оно длилось, он не знал. Он мечтал, как о чуде, о возможности увидеть чье-то лицо, услышать вместо этого навязчивого призрачного шепота живой человеческий голос. Потом замок поглотила беспросветная тьма, она хлынула в его сознание, парализуя разум и волю, и он в отчаянии понял, что безвозвратно исчезает как личность, погружаясь в абсолютное небытие.
- Что с тобой? Тебе было видение? – окликнул его знакомый голос.
До скрипа сжав челюсти, он кивнул и отвернулся, чувствуя, что при попытке заговорить неминуемо разрыдается, заливаясь слезами и соплями. В эту минуту он любил Вальжана, как сорок тысяч братьев любить не могут (при всей неприязни к литературе, Шекспира он одолел, поскольку тот писал сплошную криминальную хронику, и дурацкая фраза гвоздем засела в мозгу).
- Бывает, - спокойно заметил Вальжан. – Ты не привык, конечно. А это бывает.
И вновь молчание, сгустившееся до безмолвия, держало их в плену. Вальжан рассеянно наблюдал за лунной дорожкой, колеблющейся на воде, - отрешенный, глубоко ушедший в себя. В нем не чувствовалось никакой неприязни или отчужденности, но было что-то, исключавшее навязчивость. Он ничего не скрывал, но не становился от этого понятнее.
- В Монтрейле, - начал Жавер, - когда я наблюдал все эти твои затеи с благотворительностью, мне хотелось узнать, что происходит у тебя в голове. Но я до сих пор не знаю способа выяснить это.
- Спросить меня, - пожал плечами Вальжан.
- Считай, что спросил.
- В Монтрейле, - неторопливо заговорил Жан, - я думал, что можно вычеркнуть из жизни те девятнадцать лет, забыть их, как страшный сон, и сделать вид, что никакого Жана Вальжана нет и не было. Но правда в том, что даже Бог не может сделать бывшее небывшим. Поэтому сегодня я понял, что мне бы тебя не хватало, в случае твоей смерти.
- Тебе бы меня что??
- Не хватало бы, - повторил Вальжан. – Постоянно носить маску, откликаться на чужое имя – от этого устаешь. В конце концов начинает казаться, что тебя на самом деле не существует. Ты лишен воображения, тебе не понять.
- Что ты за человек? – потрясенно спросил Жавер. – Кто знает всю правду о тебе?
- Никто, кроме Бога.
- А твоя дочь?
- Она знает, что я ей на самом деле не отец – это смягчит удар, если правда выплывет наружу. Большего ей знать не нужно, это значило бы взвалить на девочку груз, с которым справится не всякий мужчина.
Он помолчал, точно собираясь с силами, затем продолжил:
- Но её муж – другое дело. Если… когда дело дойдет до свадьбы, он узнает и то, и другое. Ужасно оторвать дитя от родного отца, каким бы он ни был; но я не отец, у меня нет прав на неё.
- Ты в своем уме?! Не делай этого!
- Так надо, - безрадостно откликнулся Жан. – В Аррасе я был как лошадь, которую подводят к препятствию, а она отказывается прыгать. Это глупо и безнадежно – барьер всё равно должен быть взят. Теперь я это понимаю.
Сочувствие – вот чего не хватало Жаверу, чтобы сложные чувства, которые он испытывал к этому человеку, превратились в глубокую симпатию. Из-за своей невероятной силы и сверхчеловеческого бесстрашия Вальжан представлялся ему существом особой породы - опасным, загадочным, неуязвимым, внушающим изумление пополам с испугом, порой – невольное восхищение, но только не жалость. То, что он оказался живым человеком – сильным и мужественным, но усталым и одиноким – словно приблизило его, уничтожив разделявшую их преграду. Теперь Жавер отчасти понимал Вальжана, и ему не мешало уязвленное самолюбие, поскольку человек, проявивший сострадание к нему, сам нуждался в сострадании.
- Послушай, - начал он неуверенно, - мне нужно тебе сказать…
- Что ты должен арестовать меня? – перебил Жан. – Успокойся, не надо переживать. Я сдамся сам. Я подумал и решил, что так будет правильно.
- Ты думал, что я это сделаю, и разговаривал со мной всё это время?!
- Почему нет? Я не жду от людей больше, чем они могут дать.
Жаверу пришло в голову, что сказать такие слова мог только очень гордый человек. Странно – внешней гордости, которая, как панцирь черепаху, всю жизнь защищала его самого, в Вальжане не было вовсе.
- Да ты, по-моему, вообще ничего от них не ждешь, - с досадой и чем-то вроде обиды проворчал Жавер. – Не знаю, как насчет ненависти, но на презрение это очень похоже.
- Так было, - согласился Вальжан. И после паузы добавил: - Знаешь, о чем я жалею больше всего, оглядываясь на свою жизнь? О том, что так мало сделал. Я мог принести гораздо больше пользы, если бы всё сложилось по-другому…
- Если бы я не вцепился в тебя, как репей в собачий хвост, - уточнил Жавер с угрюмой прямотой, которая всегда его отличала.
Вальжан быстро повернулся к нему:
- Нет-нет, не бери на себя слишком много! Тогда ты не мог поступить иначе. Да и не так уж плохо я прожил. Я видел образ Божий в человеке, я победил дьявола в своем сердце, два или три человека испытывали ко мне искреннюю привязанность. Можно ли рассчитывать на большее в этом мире?
Луна произвела странное действие: если при свете дня Вальжан выглядел импозантным седовласым господином в хорошем мужском возрасте, то теперь мертвенный свет, стекающий по белым прядям, и глубокие темные провалы глазниц превращали его в существо, уже не принадлежащее к миру живых. Вертикальные морщины над его переносицей стали резче, костяшки пальцев, переплетенных на набалдашнике трости, светились неживой восковой белизной. Казалось, закончив разговор, он не уйдет, а просто исчезнет, растворится в предрассветных сумерках.
- Почему «прожил»? – громче, чем требовалось, спросил Жавер, пытаясь звуком собственного голоса отогнать наваждение.
- Я почти завершил свои земные дела. - Вальжан отозвался не сразу; казалось, он возвращается мыслями издалека. – И я ничего против тебя не имею, это правда. Ты жесток, но что-то же сделало тебя таким.
- Возможно, ты знаешь меня не так хорошо, как думаешь, - усмехнулся Жавер. – А между тем, если бы у тебя хватило терпения дослушать, ты бы услышал кое-что интересное. Например, что я не сделаю ничего, что бы могло тебе повредить. И наоборот, если тебе понадобится моя помощь, - сделаю всё, абсолютно всё, что в моих силах. – Он перевел дух и отрывисто произнес: - Покажу под присягой, что вижу тебя впервые в жизни. Спрячу труп.
- Чей? – озадаченно спросил Вальжан.
- Откуда я знаю? Чей-нибудь. И, раз уж речь зашла о трупах, - что с тем молодчиком, которого ты вытащил с баррикады? Кто он тебе?
- Он ранен, но выкарабкается, - медленно проговорил Вальжан, и в глубине его глаз затеплилась странная, отрешенная улыбка. – Мне он никто, но моя дочь в него влюблена. Она станет его женой, и я её потеряю.
Рискнуть жизнью ради того, кто хочет лишить тебя самого дорогого, - это был жест расточительной щедрости, один из тех поступков, совершая которые человек перестает быть просто человеком, возвышается над своей смертной природой.
- Ты её не потеряешь, - возразил Жавер. – Этот малый обязан тебе жизнью. Я о нем мало что знаю, но то, что мне известно, говорит в его пользу. Парень не подлый, может, он и не обрадуется, но вряд ли укажет тебе на дверь.
В больших глазах Вальжана мелькнуло удивление.
- Что ты! Он ничего не узнает. Это было бы нечестной игрой.
Терпение Жавера лопнуло.
- Послушай, святой, - заговорил он, чувствуя, что закипает, - сам над собой издевайся сколько угодно, но причем здесь другие люди? Утаить половину правды – это, по-твоему, честная игра?
Последовала долгая пауза.
- Об этом я не думал, - простодушно признался Вальжан.
- Оно и видно, - скривился Жавер. – Ты вообще когда-нибудь задумывался о том, что чувствуют люди, которых ты благодетельствуешь? Или тебе это неинтересно?
Это было лишним, но, начав выяснять отношения, он уже не мог остановиться.
- Ты не понимаешь, - покачал головой Вальжан. – Это… никого ни к чему не обязывает – я только инструмент в руках Бога, а Бог дает не взаймы.
- Инструмент, говоришь? Хорошо устроился. Просто отлично. – Haine dans l,amour*, которую внушал Жаверу Вальжан, достигла максимума. – Тебе не кажется, что от тебя ничего не зависит? Что всё впустую?
- А тебе? – усмехнулся Жан.
- А я в этом уверен, - с горечью ответил Жавер. – Всё прогнило, всё рушится, и не в моих силах этому помешать. То, что творилось сегодня в Париже, - еще цветочки. Одна радость – до ягодок я не доживу.
- Ты нездоров? – озабоченно спросил Вальжан. Еще в «Коринфе» он был поражен, увидев, как осунулся, поседел и исхудал некогда бравый инспектор: одежда болталась на нем, как на вешалке. Жавер выглядел старше своих лет, казался каким-то неухоженным, махнувшим на себя рукой – куда подевалась привычка к дисциплине во всём, включая внешний вид?
- Просто устал, - неожиданно для себя самого и едва ли не впервые в жизни пожаловался Жавер. Плечи его беспомощно опустились. – И спрашиваю себя, не была ли ошибкой вся моя жизнь?
- Думаю, не тебе судить об этом, - осторожно проговорил Вальжан. – Как по мне, ты неплохой человек. Знавал я гораздо худших.
- Всё не то, чем кажется, - не слушая его, с тоской продолжал Жавер. – Духоподъемное открытие, не правда ли? А главное, своевременное!
Вальжан выразительно пожал широкими плечами: мол, сочувствую, но становиться убийцей во имя сохранения твоего душевного спокойствия – это уж слишком! «Откуда мне было знать, что ты таким впечатлительным окажешься», - подумал он с досадой и чувством вины за то, что все эти годы считал Жавера чем-то вроде ходячего медвежьего капкана – ни ума, ни души, одни только челюсти, готовые с металлическим лязгом сомкнуться на горле. А он живой человек, усталый, растерянный – отвратительная самодовольная усмешка, при виде которой у Вальжана сжимались кулаки, канула в Лету вместе с безупречной куафюрой.
Небо на востоке начало нежно зеленеть. Это еще не был рассвет – только обещание рассвета, но и его оказалось достаточно, чтобы морок рассеялся, и действительность напомнила о себе свистом какой-то пичуги, пробующей голос в ветвях, и стуком проехавшего вдалеке экипажа.
Вальжан достал карманные часы на цепочке, посмотрел, присвистнул. Повернулся к Жаверу:
- Ты не наделаешь глупостей?
- Не беспокойся, - вяло откликнулся тот. – Чтобы делать глупости, тоже нужны силы, а у меня их нет.
Он сидел съежившись, опустив голову на скрещенные руки. Казалось, из него выдернули стержень, благодаря которому его спина всегда оставалась прямой. Вальжан с сомнением посмотрел на него и сказал:
- Знаешь что? Пойдем-ка со мной.
Жавер отбросил назад спутанные пряди – отряхивающийся угрюмый косматый пес с седой мордой, - поднял осоловелые, в красных прожилках глаза и всё так же вяло поинтересовался:
- Зачем?
- Затем, что я тебе здесь не оставлю, - отрезал Жан. И практично добавил: - Тебе нужно поесть и выспаться, иначе ты свалишься.
Его голубые глаза из-под насупленных бровей смотрели на Жавера с выражением строгой доброты, знакомым ему еще по Монтрейлю. Трудно было выдержать этот ясный открытый взгляд.
- Ладно, пойдем, - Жавер нехотя поднялся. Часть его души всё ещё стремилась укрыться за привычным щитом отчуждения и холодности, но другая приподняла голову и озиралась с неуверенным любопытством, понемногу осваиваясь в изменившемся мире.
Ночь кончилась. В зеленую краску словно плеснули золота. С колокольни собора поплыл протяжный медный звон, возвещая о наступлении нового дня.
- Что ж теперь делать? – пробормотал Жавер, имея в виду сразу всё – и прошлое, которое было невозможно изменить, и этот странный разговор, после которого ничто не могло остаться таким, как прежде, и неизвестность впереди.
- Ничего, - пожал плечами Вальжан. – Жить.
Впрочем, Жавер уже наметил себе кое-что из того, что должно быть сделано. Шагая рядом с Вальжаном и засыпая на ходу, он прикидывал, как выстроить разговор с этим студентиком, как бишь его… Мариусом. Это было просто, не сложнее, чем обдумывать предстоящий допрос. «Нет, голубчик, нет, самозванный мученик, - с некоторым даже злорадством думал он, - второго Арраса не будет! Хватит уж жертвоприноситься, ты не Христос!»

*ненависть в любви (фр.)

@настроение: По стене ползет утюг - не волнуйся, это глюк

@темы: фильмы, фики

---

С разрешения автора.

[Romyel]

20.06.2012 в 00:15

Пишет  Земи:

Драббл по "Отверженным-98"
Автор: Zemi
Бета: Xenya-m
Гамма: Diamond a.k.a. Diamond Rain. Все оставшиеся ошибки – авторские.
Категория: джен
Персонажи: Жавер, Вальжан
Рейтинг: PG
Размер: драббл
Саммари: AU фильма 1998 года, в частности финальной сцены.
Дисклеймер: На принадлежащее Виктору Гюго и правообладателям киноленты не претендую.
Предупреждение: 1) АУ и ООС. Но если читатель захочет, может считать, что так и было.
2) Подражать Гюго я даже не пыталась.
Посвящение: прекрасной собеседнице, с которой можно поговорить на любые захватившие темы.

Ex aequo et bono.

Invito beneficium non datur.

Ius est ars boni et aequi.
Цельс

Semper homo bonus tiro est

– Стой! Ты что творишь?! Рехнулся, что ли?!

Жавер дернулся, покачнувшись на краю, отчего у Вальжана похолодели пальцы, но удержался. Выражение полубезумной решимости на лице инспектора разбавилось знакомым задиристым гневом.

– Я отпустил тебя, Вальжан, если ты еще не понял!

– А для этого обязательно облачаться в наручники и проделывать смертельные номера на бордюре?!

Несколько мгновений Жавер ловил губами воздух. Лицо его побледнело, а глаза стали одного цвета с водами Сены.

– Я не собираюсь отчитываться перед тобой в своих действиях! – выпалил он наконец.

– Могу я, по крайней мере, услышать, почему ты это делаешь? – не сдавался Вальжан, воодушевленный тем, что ему на время удалось отвлечь инспектора от его сумасшедшей затеи. – По праву человека, которому ты полжизни не давал покоя.

Жавер смешавшийся казался менее опасным, чем Жавер решительный. Впрочем, от обоих можно было ожидать любых сюрпризов.

– Неужели ты не понимаешь? Я нарушил закон! – Жавер сжал плененные руки в кулаки.

– И в отместку за это ты решил отравить мне остаток жизни? Чтобы я всегда помнил, какой ценой куплена моя свобода?

– Что?! Конечно, нет! Не смей так думать! – Кипя от возмущения и обиды, Жавер непроизвольно сделал шаг вперед, словно хотел вытряхнуть эту крамольную мысль из головы Вальжана.

– Тогда почему? – Тот постарался сменить тон на более спокойный. Прежняя стратегия, конечно, уводила инспектора от края набережной, но смотреть на его искаженное невыносимой мукой лицо было слишком тяжело.

– Потому что это соразмерное нарушению наказание. – Жавер был весь как натянутая струна.

– С чего ты взял? Ни один судья не выносил тебе приговора. Они ведь даже понятия не имеют, что произошло. Возможно…

– Главное, что я знаю, – перебил его Жавер.

– В таком случае я отказываюсь от твоей жертвы, – заявил Вальжан.

– Не смей! – Казалось, Жавер не на шутку испугался, что тот сейчас пойдет и сдастся полиции. Несколько мгновений инспектор отчаянно всматривался в глаза Вальжана, словно пытаясь найти опровержение его словам. Затем обреченно вздохнул и, отвернувшись, произнес устало:
– Это все равно ничего не изменит. Тогда я буду несправедлив по отношению к тебе. – Он запнулся. – Я и так совершил большую ошибку. И за все содеянное мной должна наступить равноценная ответственность.

Последние слова он произнес торжественно-печальным тоном.

Вальжан постарался спрятать улыбку. Воистину, Жавер был восьмым чудом света. Однако веселье точно ветром сдуло, когда инспектор решительно повернулся к реке.

– В таком случае ты трус, Жавер! Ибо выбрал для себя слишком мягкое наказание.

Инспектору словно вонзили в сердце нож. Боясь, как бы он не совершил что-нибудь ужасное и непоправимое, Вальжан продолжил:
– Потому что умереть проще всего. Это значит сбежать от искупления. А ты попробуй с этим жить. Каждый день помнить о своих ошибках и взамен пытаться если не исправить, то хотя бы компенсировать их. Приносить в этот мир что-то, делающее его лучше. Нарушил закон – прими полную ответственность. Ты столько лет пытался навсегда вернуть меня в карьеры! Разве не справедливо, если твое наказание тоже будет пожизненным?

Жавер слушал его, застыв каменным изваянием. Вальжан не видел лица инспектора и мог только гадать, какие мысли сейчас рождались в его непостижимой голове. Оставалось только молиться, чтобы о произнесенных словах не пришлось пожалеть.

Наконец Жавер обернулся. У него был вид человека, которому только что открылась великая истина. Затем в глазах инспектора снова вспыхнула непоколебимая решимость.

– Ты прав, – ответил он и отошел от края. – Я готов.

– Вот и славно. – Вальжан подавил вздох облегчения. – И, с твоего позволения, я пойду, наконец, домой. Не хочу, чтобы Козетта даже минуты лишней волновалась. Да и устал я, признаться, как каторжник.

Когда Вальжан уже отошел на приличное расстояние, Жавер размашистым шагом устремился следом. Поравнявшись, он раздосадовано поинтересовался:
– И как, по-твоему, можно понести ответственность, если я не могу ни в чем признаться ни начальству, ни суду, иначе выдам тебя?! Как они назначат мне правильное наказание, если не будут знать, за что?

– Главное, что ты знаешь, – беззаботно ответил Вальжан, уводя инспектора подальше от реки.

Спустя несколько минут молчания, нарушаемого только звуками их синхронных шагов, Жавер снова заговорил:
– Я пройду с тобой до дверей твоего дома, чтобы тебя, в случае чего, не арестовали. Только помоги мне снять наручники, иначе это будет выглядеть подозрительно. – В голосе инспектора отчетливо слышалось смущение.


Ex aequo et bono (лат.) – С добром и справедливостью.\ По справедливости и добро. По справедливости и доброй совести (а не по формальному праву); по благой справедливости; исходя из нравственной нормы. (юр.)
Invito beneficium non datur.(лат.) – Благо не даётся против воли.
Ius est ars boni et aequi.( лат.) – "Право – это искусство добра и справедливости". Цельс
Semper homo bonus tiro est (лат.) — Порядочный человек всегда простак.

@темы: фильмы, фики, рекомендации/чужое

---

опа

[stummenpack]

а до меня дошло тут, в чем суть постоянной грызни автора гюго и персонажа жавера, их сопротивления друг другу
об этом писалось и до меня наверняка, но до меня просто щас ДОШЛО во всей полноте)

она не из-за плохой-хороший. она из-за статуса проходной фигуры (спасибо Disten с чьей-то цитатой откуда-то). типа, гюго писал сюжетную функцию, а у него раз! че-то живое родилось. он его обратно в функцию запихивает - вышел, сделал дело, растворился обратно, а в голову лазить откровенно избегает до последнего - ан нет, рыбка задом не плывет, раз уж родилось, дышит и брыкается, назад не вернешь. отвоевывает монрейльское покаяние, лачугу горбо, частично - утопление. кто-нибудь кроме меня замечал, насколько неровный и хаотический текст представляет собой глава javert deraille? оно как будто, знаете, в устном разговоре с кем-то доскребаешься до хоть чего-то внятного-понятного или хотя бы кучей слов и ассоциаций пытаешься навести собеседника на то, что думаешь, а сказать не умеешь - то с одной стороны пустишь поток сознания, то с другой. а потом вообще отыгрывается за все хорошее, порождая богатейший кинон и фанон.)

@настроение: заставила себя не стесняться постить прогоны в сообщество

@темы: кирпич, размышления

---

[Elli Cler]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[Romyel]

А оказывается, в России всерьез собирались ставить Les Mis...

• Васильев: Это было начало 90-х. Пал «железный» занавес, у нас появилась возможность увидеть собственными глазами и «Призрак оперы», и «Отверженных», и «Кошек». Мы обратились к одному из известнейших музыкальных продюсеров Камерону Макинтошу, который как раз владел правами на «Отверженных», и попросили у него разрешения на то, чтобы сделать мюзикл «Отверженные» в России. На тот момент это был самый кассовый спектакль в мире. И мы понимали, что, сделав такой спектакль в России, для России, на русском языке, мы смогли бы полностью перенять технологию и дальше бы уже могли приступить к какой-то своей оригинальной затее. Мы вместе с английскими специалистами разрабатывали бизнес-план, стажировались сами, стажировали российских ребят, и были практически полностью готовы к запуску мюзикла «Отверженные» в Москве. К сожалению, помешал финансовый кризис и, в общем-то, бедность российского рынка. Потому что финансовые условия с английской стороны были таковы, что нам пришлось бы сделать просто слишком дорогими билеты на этот мюзикл. И мы понимали, что мы не соберем то количество людей, которое необходимо для того, чтобы расплатиться с англичанами. Поэтому нам пришлось отказаться от этого проекта. Но что называется, нет худа без добра, мы, вооружившись западной технологией, поняли, что нам всего достаточно, чтобы стартовать со своим собственным проектом. И таким собственным проектом оказался «Норд-Ост».

отсюда.

@темы: мюзикл, информация

---

[Romyel]

Продолжаю издевать "Место встречи..."

Она прошла в помещение, опустилась на расшатанный стул, достала откуда-то из складок платья трубку, какие обыкновенно курят матросы, и произнесла:
- А угостите мадемуазель огнивом, мсье инспектор!
- Не держу. Вон, от свечи прикури, коли охота... А красивый, Фаня, у тебя кулончик!
- Еще бы! Старинный, цены не малой!
- Сколько платила?
- Не покупная вещь. Наследство это мое. Память мамочкина. После меня дочурке отойдет...
- Ну, как же так, Фаня! Ты прошлый раз говорила, что мамаши своей не помнишь...
- А я и не отказываюсь... Память мамочкину мне папА передал... Погибший при Ватерлоо... А уезжая, сказал: Береги, доченька! Единственная память по маме нашей дорогой! Да и погиб! И осталась я одна единственная, как перст, на всем белом свете! И ни от кого мне ни помощи, ни поддержки... А только вы стараетесь побольнее меня обидеть... Еще ужасней сделать жизнь мою, и без того задрипанную... И нет-то у меня никого кроме дочурки моей, Козетточки родимой! Ей вот память мамочкину и оставлю...
- Ну, не дави из меня слезу, Фань... Ты вот хоть знаешь, кого колотить изволила?
- А вы что, мсье инспектор, ревнуете? Так вы только скажите - я ж вам всю жизнь верная буду! Вы парень хоть куда! А у месье этого я вот имя отчество забыла спросить...
- Ну, ладно, про самих себя это мы с тобой после поговорим, а пока за "кавалера" твоего... Эх, девочка, на этот раз вляпалась ты крепко. Ты же набросилась на господина Баматабуа, избирателя и домовладельца. Ему принадлежит красивый дом с балконом, что на углу площади, четырехэтажный, из тесаного камня. Так что - ты же, Фаня, человек грамотный в наших делах - отсидишь теперь шесть месяцев.
- Не бери на понт, мусор!
- Ну что за вульгарные у тебя выражения, Фаня!
- Вы что, первый день меня знаете? Я сроду себе такого не позволяла! Ла, я виновата, что испортила шляпу этого господина. А зачем он ушел? Я бы попросила у него прощения. О господи, мне это ничего не стоит, я бы попросила у него прощения. Клянусь богом, я нe виновата. Этот господин, которого я не знаю, ни с того ни с сего сунул мне ком снега за ворот платья. Разве разрешается совать снег за ворот, когда мы ходим по улице и никого не трогаем? Меня всю так и перевернуло. Знаете, в первую минуту не владеешь собой. Бывает, и погорячишься. И когда вам на спину неожиданно попадает что-нибудь холодное... Послушайте, вы же знаете, в тюрьме зарабатывают только семь су в день, правительство в этом не виновато, но там зарабатывают только по семь су в день, а ведь я, вы можете себе представить, я ведь должна выплатить сто франков, или мне привезут мою крошку. Боже всемогущий! О моя Козетта, мой ангелочек, что только с ней будет, с моей бедной деткой! Если бы она была постарше, она бы сама зарабатывала себе на жизнь, но она еще не может, она ведь совсем маленькая. В конце концов я не такая уж дурная женщина...
- Ну это не разговор, Фаня! ну, допустим, хотел бы я за тебя заступиться, так что я скажу? Ну посмотри на себя! Бланш у тебя под глазом! Ну как тебе не стыдно! Ты же здоровая девка, тебе же работать надо! Честный труд и все такое... А ты ведешь себя как черт знает что! Паскудство сплошное!
- А ты меня не совести! Этот изверг, этот старый негодяй мэр один виноват во всем, он выгнал меня из мастерской только из-за сплетен каких-то негодниц. Ну разве это не чудовищно! Уволить бедную девушку, которая честно живет своим трудом! И тогда я стала зарабатывать слишком мало денег, с этого-то и начались все несчастья. А мне тоже нет резона за чужие дела здеся париться...

@темы: фики, разное

---

[Romyel]

Вот это

фото

несчастных украинских гаишников в евроформе сразу вызвало у меня неоднозначные ассоциации.
Сейчас, судя по всему, этих бедолаг не обстебал только ленивый.
Я долго держался, да...
Но вот...

@темы: мюзикл, графика, юмор

---

Frendly Javert

[Михаил Иосифович Жопогнуев]

После обзора DA-профиля негодую- по какому закону природы рисунки, которые делаются чисто из хулиганства, пользуются большей популярностью, чем те, над которыми ты долго сидишь, вкладывая в них душу?... Впрочем, что бы там ни было, гружу сюда




Вот не хотела продолжать, но Romyel подкинул идейку в комментариях к первой картинке :'')


UPD: русский народный перевод:
Картинка 1:
Ж (слова из мюзикла): Ты знаешь, что это значит?
В (слова из мюзикла): Да! Это означает, что я теперь свободен!
Ж: Ну конечно же!
....
Ж: Что за славный малый!

Картинка 2:
Ж (слова из мюзикла): Вальжан, вот мы и встретились,
"М'сье ля Мэр"...
Ж: ...Ну и как ощущения от новой должности?
В: Х-хооорооошооооо...
....
....
....
Ж: Ну пока!

@темы: мюзикл, юмор, рисунки

---

Сержант Ватерлоо

[Romyel]

Не знаю, что это - кубизм, абстракционизм или какой другой "изм", но раз уж оно сохранилось, пусть будет тут.


Необходимое пояснение: тут намалевано что-то похожее на человека, который несет на спине нечто, похожее на другого человека... остальную часть картины заполняет дым.

@темы: рисунки, разное

---

[Romyel]

Не помню, откуда потащил эту фотку, но она мне определенно нравится.)
Я вообще больше люблю репетиционные моменты, нежели готовый продукт...

@темы: фото, мюзикл

---

праздник на моей улице

[Elli Cler]

Тут друзья-буржуи поделились "живой" (и, кажется, полной) записью старой французской постановки (тот самой, откуда кусочки на ютубе с Жаном Вале).
часть 1 и часть 2
(если кому удобней с яндекса качать: LM19801.zip и LM19802.zip)

@темы: мюзикл, скачать

---

[Romyel]

Случайно поймалось - о спектакле РАМТа www.ramtograf.ru/june2011/strpamyati.html

@темы: информация, другие источники