Постскриптум

[Яртур]

Альтернативный финал "О-78", сугубо реалистический на сей раз. Действие начинается с финальных кадров - венчание Козетты и Вальжан, прогуливающийся по кладбищу.
Жан Вальжан неторопливо шел по кладбищу, которое этим летним утром выглядело точь-в-точь как в элегиях модных поэтов. Милое такое местечко, навевающее сентиментальную грусть и философские мысли о бренности бытия. Жан невольно усмехнулся - философом он себя не считал. Затем мысли его снова обратились к Козетте, он ощутил привычную горечь оттого, что дочь, поглощенная чувством к Мариусу, так отдалилась от него, но тотчас одернул себя. Девочка счастлива, и слава Богу. Не хватало еще начать себя жалеть. А что коляска с упоенными друг другом молодоженами уехала без него - так ведь он сам решил, что чем реже его будут видеть рядом с новоиспеченной баронессой Понмерси, тем лучше. Правда, Козетта слишком легко согласилась, даже не спросив почему - все её мысли были о женихе. Это было больно, и еще больнее была пустота внутри - там, где раньше была Козетта и необходимость о ней заботиться. Что ж, он сдержал клятву, данную у смертного одра Фантины, - её дочь получила прекрасное воспитание, обеспечена и счастлива. И всё, и хватит об этом!
- Месье Фошлеван? - незнакомый молодой голос вывел его из задумчивости. Перед ним стоял полицейский, совсем мальчишка - ровесник Мариуса или еще моложе.
- Да, это я, - ответил он спокойно, хотя глубоко внутри жалобно дрогнула некая струнка. В конце концов, этого следовало ожидать. Глупо было надеяться, что Жавер оставит его в покое - этот волкодав из тех, что даже мертвыми не разжимают зубов. Удивительно, что не сам пожаловал. И вдвойне удивительно, что дождался удобного момента, не стал омрачать свадьбу скандалом. Чему-то, видно, жизнь за эти годы его все же научила. Тот Жавер, которого Вальжан знал в Тулоне и Монтрейле, не стал бы щадить ничьи чувства просто из принципа.
- Месье Фошлеван, вам знаком инспектор Жавер?
- Да, разумеется, я его знаю. А в чем дело? - Нет, на арест это непохоже...
- Дело в том, что в кармане его шинели мы нашли записку с просьбой в случае его смерти уведомить об этом месье Фошлевана, улица Вооруженного Человека, семь.
- Он умер?! - Нет, это немыслимо. Жавер не может умереть, разве что заржаветь. Машинного масла у них, что ли, для него не хватило?
- Нет... - как-то растерянно пробормотал парень. - Инспектор не любит касаться этой темы, но говорят, что он... что его происхождение...
- Я знаю, - с жестом нетерпения перебил юношу Жан, - так что же?
- О смерти обычно сообщают родственникам, - замялся тот, - вот мы и подумали, что вы... Что вам, наверное, следует знать...
- Мой юный друг, потрудитесь выражаться яснее, - раздельно, тяжелым голосом произнес Жан, борясь с искушением схватить мальчишку за плечи и хорошенько встряхнуть, чтобы слова выскакивали из него побыстрей. - Что с ним? Где он?
- Был в госпитале, а теперь дома, - заторопился парень. Видно, он с самого начала опасался услышать что-то вроде "Это меня совершенно не касается" и теперь ковал железо, пока горячо. - Вечером того дня, когда расстреляли баррикаду на улице Сен-Дени, инспектора нашли без сознания на набережной возле моста Менял. Он был на баррикаде, каким-то чудом вырвался оттуда - вот сердце и не выдержало. Лет-то ему уже сколько! - добавил он с простодушной жестокостью молодости.
- Насколько он плох? - Жан ощутил холодок беспокойства, удививший его самого. Именно эта смутная тревога помешала ему спросить прямо: "Он умирает?"
- Выглядит ужасно, - паренек вздохнул. - Хороший врач стоит дорого, а жалованье у нас - смех один... Вот мы и подумали, что если вы родственник - лучше вам узнать сейчас, а не когда поздно будет.
- Да, конечно. Вы правильно поступили. Спасибо. - Жан благодарно кивнул и уже направился к своему экипажу, когда молодой человек окликнул его:
- Месье, так вы родственник инспектора?
Вальжан обернулся:
- Да, что-то в этом роде.
****************
Жавер встретил гостя таким бешеным взглядом, точно узрел перед собой виновника вех своих бед. "Того гляди плюнет, как я в него в Тулоне", - усмехнулся Вальжан и не без юмора подумал, что было бы забавно завершить их многолетнюю дуэль, плюясь, как пара взбесившихся верблюдов. Старых и облезлых притом.
- Зачем ты пришел?
Вальжан устало вздохнул - ну вот опять... Вопросы "Зачем?" и "Почему?" его сердили и обескураживали, самым логичным ответом, с его точки зрения, было "А как же иначе?" - но он догадывался, что такой ответ будет плохо принят.
- Твои карманы обыскали, записку прочли. Профессиональная привычка.
- Я еще жив, как видишь, - огрызнулся Жавер. - Не спеши радоваться.
- Не будь глупцом, - поморщился Жан. - Ты был свидетелем моей жизни на протяжении стольких лет, что вместе с тобой умерла бы какая-то часть меня. Мы оба уже в таком возрасте, когда трудно заполнить пустоту. - Он вздохнул, отгоняя назойливые мысли, и резко переменил тон: - Слушай, какого черта ты имел в виду, когда писал эту чушь?
Жавер отвернулся, скривив губы. Его жег стыд и отвращение к собственной слабости. Записку он написал с тем, чтобы Вальжан, узнав о его смерти, понял, что опасности больше нет. Там, на мосту, он честно собирался подвести итог своей нелепой жизни, в которой не было ни одного счастливого дня. Но вид свинцовых волн вызывал такой тошнотворный ужас, что сердце, с некоторых пор то и дело напоминавшее о себе колющей болью, прихватило уже всерьез.
- И что вообще ты делал на набережной в такой час? - сердито продолжил Жан и осекся, пораженный догадкой. - Если такова цена моей свободы, я отказываюсь от неё. Я сейчас же отправлюсь в префектуру - благо, у меня имеется удостоверение личности, которое при всем желании потерять трудно, - он покосился на свою руку с каторжанским клеймом, перевел взгляд на застывшее лицо Жавера и грустно усмехнулся: - Ты мне не веришь? Я делал это раньше!
- Не надо! - вскрикнул тот. Так кричат от невыносимой боли.
- Чего же ты хочешь?
"Вернуть тот день, когда я донес на тебя префекту. Чтобы ты не узнал об арестанте из Арраса, и эта твоя протеже - как её звали-то - была бы жива. Что мне сказать тебе? И что вообще говорят в таких случаях? "Я сожалею"? Как о разбитой вазе."
- Так из-за чего ты расхотел жить? - хмурясь, спросил Вальжан. - Если причина не в том, что ты нарушил правила, - в чем тогда?
"В том, что я разрушил твою жизнь. Ты бы чувствовал себя отомщенным, если бы знал, как мне больно думать об этом."
Скажи он это вслух, наверное, ему бы стало полегче, но он не мог. Всё его существо сопротивлялось откровенности, он не умел говорить о том, что думает или чувствует, - только о том, что сделал или собирался сделать. Когда-то одиночество было его щитом, потом стало тюрьмой.
Жан Вальжан привлекал и отталкивал одновременно, заставляя Жавера разрываться между невольной симпатией и чувством вины за неё. Мир Жавера - простой, понятный и упорядоченный, состоящий из прямых линий и геометрически правильных форм - не мог вместить богатырскую фигуру Вальжана. Этот человек угрожал устоям общества, как угрожает человеческой цивилизации могучая стихия, - но в нем было что-то цельное, прямое и благородное. Всё это вносило такое смятение в душу Жавера, что в присутствии Вальжана у него приключалось что-то вроде помутнения рассудка. Как, собственно, и сейчас.
- Я жду ответа, - поторопил Жан, глядя очень знакомым взглядом. Так он смотрел на Жавера еще в Тулоне, вращая ворот, так же он смотрел и в Монтрейле, возле той злополучной телеги, - требовательно, упрямо, с сознанием своей правоты и каких-то прав на него.
- Правила... Я в них разуверился. Они не работают.
- Снова тебя бросает из крайности в крайность, - покачал головой Жан. - Ты же не юный энтузиаст с улицы Сен-Дени, чтобы рубить с плеча. Правила нужны, они упрощают жизнь, без этих упрощений в ней вообще ничего невозможно понять. Надо только помнить, что любое человеческое знание частично, не абсолютно. Как и человеческая справедливость.
Жавер ощутил глупую мальчишескую обиду - точно и вправду был щенком вроде Гавроша, а не матерым псом, сточившим зубы на волчьих костях. Мало того, что этот каторжник гораздо храбрее и великодушнее его, - он еще и умней, и образованней, одних только книг, наверное, тысячу прочитал. Свободно рассуждает о таких материях, от которых ум за разум заходит. С точки зрения справедливости божественной, на которую он намекает, это, может, и в порядке вещей, но с точки зрения справедливости человеческой - оскорбительно.
- Откуда ты таким франтом? - спросил он, чтобы переменить тему. - Сбежал с собственной свадьбы?

Окончание следует.

@настроение: И тебя вылечат, и меня вылечат...

@темы: фильмы, фики

Comments

[stummenpack]

ой.
в настроение как...

*смирно садится в углу и ждет дальше*

[Romyel]

Повезло Жану - попади записка в воду, никто никогда ее бы не прочел))) Это я так, в порядке самообороны от юного полицейского
Жду продолжения в соседнем углу)))

[Elli Cler]

Вопросы "Зачем?" и "Почему?" его сердили и обескураживали
\o/ ыыы =)
И Жавер обиженный! Диалоги вообще! И в целом очень круто *послушно занимает третий угол*

[Яртур]

Повезло Жану - попади записка в воду, никто никогда ее бы не прочел))

Romyel, об этом инспектор не подумал - помутнение рассудка, как и было сказано.
svora, Elli Cler,
Окончание.
- Со свадьбы, - скупо улыбнулся Жан, и эта улыбка - ироническая, печально-снисходительная - тоже была знакома Жаверу. Как же давно, оказывается, судьба завязала их в один узел. И как незаметно промелькнула жизнь... - Только не с собственной, разумеется. Моя дочь сегодня венчалась с бароном Понмерси.
- А это случайно не тот парень, которого ты уволок с баррикады? - осенило Жавера. Такое с ним бывало: в голове что-то щелкало, и разрозненные факты вдруг представали звеньями одной цепи.
- Да, он. Только прошу тебя, никому об этом ни слова.
- Не вижу в этом смысла, но пусть будет по-твоему. - Вот в этом он весь: скрывает благодеяния, как преступления. - Стало быть, барышня, с которой я тебя видел в Люксембургском саду, - твоя дочь?
- Приемная. Козетта, дочь Фантины.
"Дочь шлюхи выходит за барона, причем барон - республиканец и мятежник. Куда катится этот мир!" - мысленно ахнул Жавер, вслух же спросил:
- Тогда почему ты здесь? Почему не на свадьбе?
- Потому что мне там не место. - ответил Жан, хмуря брови. Это не было признаком гнева - скорее, печали и внутренней борьбы. - Я заботился о Козетте, пока она была ребенком, но теперь она выросла, и лучшее, что я могу для неё сделать, - отойти в сторону и не мешать.
"Или он совсем рехнутый, или блаженный", - вздохнул Жавер. Вальжана окружала атмосфера безумия, странной игры на непонятные ставки по неизвестным правилам, как тогда на баррикаде. И, однако, за этим безумием угадывалась некая система.
- Живым тебя на небо возьмут скоро, - проворчал он, глядя на Жана со смесью восхищения и здоровой злости.
Тот покачал головой:
- Ты преувеличиваешь степень моего альтруизма. Мне бы следовало исчезнуть из её жизни, лучше всего - уехать куда-нибудь, но это выше моих сил.
Жан обвел глазами полупустую комнату, скудная обстановка которой напоминала казарму. Ни одной книги, никаких следов присутствия женщины. Безликая комната, безликие вещи. Тоскливо, как в склепе.
- Мрачновато, да? - усмехнулся Жавер, проследив за его взглядом. - Ну извини, уют не по моей части. У меня никогда не было дома.
"Сколько тебе лет, Жавер? Такое впечатление, что пятнадцать. Как будто ты навеки застрял в отрочестве, да так и состарился в нем", - с досадой подумал Жан.
- Ты бы картину какую-нибудь на стену повесил, что ли. Или хоть канарейку в клетку посадил.
- Её-то за что?
Вальжан вскинул глаза и с огромным изумлением понял, что это была шутка.
********************
Уже взявшись за трость и цилиндр, Вальжан как бы между прочим сказал:
- Через полчаса придет доктор. Сделай одолжение, не смотри на него взглядом василиска.
- Ты ничего не забыл?
- То есть? - удивился Жан.
- Спросить меня, - сухо пояснил Жавер. - Может, мне не нравится, что ты за меня платишь. Это унизительно.
- Сколько лет ты служишь? Тридцать? Тридцать пять? - резко бросил Жан. - То, что при этом у тебя нет денег на приличного врача, унижает не тебя, а правительство.
"Которое уже покрыло себя таким позором, что ему больше нечего терять", - мысленно согласился Жавер. В последнее время ему все чаще приходило в голову, что государство, устои которого он столько лет ревностно охранял, прогнило насквозь и вот-вот рухнет окончательно.
- А все-таки, почему ты пришел? - повторил он, втайне надеясь услышать что-нибудь хорошее... а что именно - черт его знает... - и боясь, что Вальжан разглядит эту надежду.
В больших голубых глазах Жана мелькнула досада, сменившаяся почти мальчишеским выражением озорства.
- Скажу, если ты тоже скажешь мне одну вещь. У тебя детство было?
- Что ты имеешь в виду? - спросил Жавер и моргнул.
- Ну, детство, понимаешь. Ты был когда-нибудь маленьким? Играл во что-нибудь - в ножички, я не знаю, в лошадки? Или сразу таким и родился?
- Я не помню. Это было очень давно.
- Так я и думал... Понимаешь, после той нашей встречи в стоках ты начал мне сниться.
...Жавер смотрел из окна, как Вальжан сел в щегольскую коляску и гнедая пара крупной рысью взяла с места. Ишь ты, собственный выезд у него. Лайковые перчатки носит, а когда-то и галстук повязать не умел. Впрочем, дело не в перчатках, а в том, что всю эту роскошь, во имя которой приличные с виду люди убивают и лжесвидетельствуют, он в любой момент готов отряхнуть, как прах. Из собственного особняка с прислугой (и с картинами, надо полагать! он изящное любит!), из мира комфорта, хороших манер, умных книг, подобранных в масть рысаков и лайковых перчаток готов вернуться в колодки. Жавер ни секунды не сомневался в том, что Вальжан и вправду отправился бы в префектуру, откуда вышел бы уже в наручниках, все так же высоко неся свою львиную голову. Он попытался вообразить себе мир, населенный такими вот Вальжанами, и затряс головой, как отбивающаяся от слепней лошадь. Только не это, его и один-то скоро окончательно с ума сведет!
...Когда он смотрел вниз, на тяжко ворочающуюся толщу воды, оттуда поднялось что-то темное, страшное и холодное, гораздо холоднее свинцовых волн. Этот стылый холод мгновенно проник в него до самых костей, и с тех пор он постоянно мерз. И вот теперь отвратительное ощущение, что внутри лежит нетающий кусок льда, исчезло. Он почти согрелся, и вместе с холодом отступило привычное чувство безнадежности.

[Elli Cler]

втайне надеясь услышать что-нибудь хорошее...
ну вот да, вы очень удачно передали тот факт, что Жавера без малейших натяжек можно представить ходячим воплощением типичных проблем переходного возраста))) затянувшегося, однако, да. пусть хоть теперь согреется.
а еще все-таки Джордан - слишком нормальный Вальжан. он, действительно, относится к роскоши как в преходящей декорации: есть - и хорошо, нет - и обойдемся. а в каноне Вальжан гораздо более невротичен склонен к самоуничижению - все эти отказы топить комнату, есть белый хлеб и даже носить "приличную" одежду, если он гуляет один, а не с Козеттой...

[Яртур]

Жавера без малейших натяжек можно представить ходячим воплощением типичных проблем переходного возраста)))

Подросток-переросток, ага.

а еще все-таки Джордан - слишком нормальный Вальжан. он, действительно, относится к роскоши как в преходящей декорации: есть - и хорошо, нет - и обойдемся. а в каноне Вальжан гораздо более невротичен склонен к самоуничижению - все эти отказы топить комнату, есть белый хлеб и даже носить "приличную" одежду, если он гуляет один, а не с Козеттой...

Elli Cler, так и в фильме он крайне опростился во время пребывания в монастыре. И комфортом окружал не себя, а Козетту. А в финале этот момент очень аккуратно обойден: Жан присутствует на венчании, но из церкви молодожены уезжают без него. Можно предположить, что дальнейшее зависит от Козетты.

[Яртур]

Вальжан гораздо более невротичен склонен к самоуничижению

Это не невроз и не самоуничижение - это аскеза. Некоторые его поступки невозможно правильно понять без привязки к христианству. Аскеза - важная часть жизни христианина, и чем больше человек по натуре склонен к противоборству и гордыне (а Вальжан склонен, он крутой парень), тем она должна быть суровее.
Его поведение после замужества Козетты - вполне монашеское. Он больше не принадлежит мирской жизни, поскольку оплатил и закрыл все её счета.

Listen or download Прощание Бертрана де Борна for free on Prostopleer

[Яртур]

Еще о Вальжане и аскезе. Гордыня у всех проявляется по своему, и методы её подавления тоже индивидуальны. Скажем, св. преп. Сергий Радонежский был боярским сыном, голубая кровь ему в голову бросалась - поэтому он, настоятель, добровольно выполнял самую тяжелую и грязную работу. А у Вальжана другой повод для гордости - он с нуля создал состояние, из простого деревенского парня стал образованным человеком, проявил себя как талантливый организатор и руководитель. Вспомним "ломку" по поводу Шанматье - он сознает, что сделался благодетелем целого города, что от него зависит благополучие множества людей. Это ли не повод сказать себе "Я нереально крут"? А потом - подойти к зеркалу и показать своему отражению кулак со словами: "Нереально крутых сегодня не кормят!"

[Romyel]

Вот! Именно поэтому при гипотетическом выборе Мариус - Жавер спасать будут Мариуса, потому как к Жаверу Вальжан никак не относится, а Мариуса очень не любит, если не ненавидит!

[Яртур]

Romyel, уели!

[Romyel]

Яртур, Я это момент чувствовал, но сформулировать "почему так" не мог. А тут такая оказия)))

[Яртур]

Romyel, гениальная формулировка принципа аскезы принадлежит Роулинг: "прищемить себе уши печной дверцей"(с). И да, в порядке прищемления ушей мы делаем добро тем, кого терпеть не можем. Есть такой христианский постулат "Если не чувствуешь в душе любви к ближнему - делай дела любви, и любовь последует как награда от Господа". Это очень мудро, на самом деле: мы, люди, так устроены, что привязываемся к тем, о ком заботимся.

[Яртур]

Вообще, с христианской точки зрения отношение Жана к себе абсолютно правильно. Дело в том, что покаяние - это не акт, а процесс. Христианин не может сказать себе: "Вот, я искупил свой грех" - это решать Богу.
Аскеза - также очень полезная и правильная вещь: если мы не владеем своими эмоциями, своими душевными (христианство четко разграничивает и противопоставляет душевное и духовное) порывами, - они сами овладевают нами. "Обладаемый страстями" - термин христианской аскетики, который можно перевести на мирской язык как "душевнобольной".
Иное дело, что при такой беспощадной суровости и требовательности к себе человек крайне нуждается в том, чтобы его принимали и одобряли. Иначе где же ему взять ресурсы для этой непрекращающейся духовной брани. Собственно, поэтому Жан и обращается в мыслях за поддержкой к епископу: "Если он так поступил со мной, значит, что-то такое во мне разглядел. Значит, я неплохой."
ЗЫ. Жан Вальжан - самый правильный христианин из всех героев апологетических христианских романов (у Сенкевича, скажем, подобного персонажа нет). По нему можно проходить катехизацию.

[Яртур]

Рисуночек (а то ненаглядно получилось ) Депрессивный синдром средней степени, ситуационно обусловленный. А картинки у меня снова не вставляются.s019.radikal.ru/i606/1203/ac/46ab21f5b219.jpg

[..Я..]

Прекрасно. Просто прекрасно.

[Яртур]

...Я..., спасибо, рада, что понравилось.