Пишет
Гость:
16.04.2013 в 12:13
внезапно меня догнал пейринг Прувер/Эпонин в рамках модернАУ. в общем это…
просто зарисовка, ок. 650 слов— «…в этот период получил широкое распространение так называемый суд Линча».
Прувера передёрнуло. И он немедленно покраснел.
Он всегда слишком остро реагирует даже на упоминание любого самосуда и смущается накрывающего его страха так сильно, что теряет способность говорить. Особенно теперь — когда рядом Эпонин.
Эпонин же оборвала чтение и принялась чесать голову — она так делает, когда что-то не понимает и не решается спросить. Боится глупой показаться, наверное. Сколько раз Прувер ей повторял, что спросить однажды — побыть глупым один раз, а не спрашивать вообще — быть глупым всю жизнь. Она и одного раза боится.
— Это, — пробормотал наконец Прувер, — убийство человека, подозреваемого в каком-то преступлении… или нарушении общественных обычаев, без суда и следствия. В США обычно вешали. Но судом Линча можно любой самосуд называть.
Эпонин смерила его внимательным взглядом, отчего Прувер покраснел ещё сильней. Она так смотрит… как будто видит насквозь со всеми его страхами, неуверенностью, стеснительностью. Как будто в глубине души думает, что вся эта образованность, знание истории и географии — это шелуха и глупость для того, кто пережил столько, сколько пережила она.
Когда терпеть её взгляд стало просто невыносимо, она озвучила вопрос:
— И?
— Что «и»?
— Проблема в чём? — уточнила она. — Ну схватили бандита, пристрелили под забором — делов-то? Если на месте преступления особенно.
Прувер перевёл дыхание, потом сказал:
— Во-первых, постарайся не говорить «делов-то», хорошо? Во-вторых, любой человек имеет право на справедливый суд. Мы будет это изучать по обществознанию.
Она фыркнула и хлопнула его по плечу:
— Ладно, я поняла. Справедливый так справедливый. Тем более там негров вешали, потому что они негры, а это хрено… плохо. Это ты мне объяснил уже.
Прувер улыбнулся в ответ. Она ругалась, говорила часто на странном языке, о котором Прувер знал только, что язык этот называется «арго» и что это язык «пребывающих во мраке», она фыркала и ухмылялась, как какой-нибудь подзаборный оборванец. Хотя она и была подзаборным оборванцем, и какое счастье, что Прувер встретился с ней! И предложил жить с ним и заниматься той частью школьной программы, которая от неё ускользнула.
Первые пару дней Эпонин лезла к нему в постель, но он как мог объяснял, что позвал её не для этого. Тогда она обсмеяла его, обозвала девчонкой и предложила обменяться одеждой. Но в постель лезть перестала и стала чаще улыбаться ему. И занималась почти даже старательно. И даже согласилась слушать, как Прувер читает вслух стихи и не подбирать вульгарных рифм к самым трогательным строчкам.
Он поначалу немного гордился, что помогает девушке найти иной путь в жизни, кроме того, что лежал перед ней. Но теперь девушка сама по себе интересовала его не меньше, чем доброе дело, которое он делал.
У неё были большие глаза и крохотные ладошки с тонкими пальцами. Когда она улыбалась — по-настоящему, а не «подзаборной» кривой ухмылкой — лицо её озарял самый нежный, самый трогательный свет. Но ему нравилось в ней не только возвышенное: ужасный язык, на который она порой сбивалась, вульгарные шутки, странные манеры, да даже её голос… в последние дни он едва слушал, что она читает, потому что сам её голос — хриплый, низкий, такой неподходящий похожей на эльфа или бесёнка малявке — отвлекал. Если бы этим голосом однажды прочли его, Жана Прувера, стихи… это было бы самым чудесным подарком!
Но предложить это он не решался пока.
— Эй, о чём замечтался? Я до конца параграфа дочитала. Ладно, согласна: гадость этот суд Линча.
— А?
— Опять стихи сочиняешь, пока я делом занята?
— Не стихи, — возразил Прувер и снова смутился. Не стихи, это правда, но не говорить же ей, что он мечтает целовать её тонкие пальчики и маленькую коричневую родинку прямо в центре ладони. Хотя она бы не поняла… и наверное, тоже смутилась бы. Она из того мира, где подобные нежности смехотворны или неприличны.
— А что тогда?
Вся смелость Прувера уходила на общественную деятельность. Там бы он не побоялся выйти перед разъярённой толпой и говорить с ней. Но с девушками — с этой девушкой — было страшно. И он пошёл на некую сделку с собственными желаниями:
— Ты могла бы сегодня почитать стихи вслух? Что-нибудь из девятнадцатого века, а?
— Обучение? Стихами?
— Д-да, ты будешь читать, а я буду следить, чтобы ты правильно интонировала.
Она хмыкнула и кивнула.
@темы:
фики,
рекомендации/чужое
-
-
17.04.2013 в 21:01