Здравствуйте, я ваша тетя, а куда поставить чемоданы?:)

[la-masure-gorbeau]

«Друг человека, или Инспектор, Который Выжил»

Жанр: джен, гет с элементами юмора
Персонажи: Жавер, Козетта и Мариус Понмерси, Гаврош, Вальжан (посмертно)
Комментарий: сиквел к аниме "Козетта" (2007) . Название говорит само за себя))

Эпизод 1 («На кладбище»)

"Вальжан... Вечно ты ускользал от меня. И в это раз ускользнул. Мне столько нужно
сказать тебе, а ты не можешь услышать!... Или можешь?"
Жавер с печальным вздохом надел цилиндр и двинулся прочь. У могилы стояли Козетта
с супругом и долговязый подросток, в мальчишески нескладной фигуре которого
инспектору почудилось что-то знакомое. Ему не было места среди этих людей.
Собственно, он бы даже не смог объяснить им свое присутствие здесь.

Скорбная группа у надгробия выглядела такой сплоченной, что Жавер с особенной
остротой ощутил свое одиночество. Его кольнула зависть к этим людям, которые
поддерживали друг друга в своей общей утрате, а главное - никто не оспаривал их
право горевать о ней.
"Ну а ты, Вальжан? Ты тоже думаешь, что мне здесь не место? - мысленно обратился
инспектор к тому, чье тело покоилось под простой каменной плитой.- Спасибо. И...
прости меня. Прости, если можешь."
Жавер по натуре был чужд мистицизма, но сама атмосфера старого кладбища
располагала к этому, и он невольно замедлил шаги, словно ожидая какого-то знака
или ответа. Он вздрогнул, услышав за спиной быструю дробь каблуков.
- Инспектор Жавер! Месье инспектор, подождите!
- Мадам? - он остановился и обернулся, глядя на молодую женщину с хорошо знакомым
ей неприступным видом. Точно так же инспектор смотрел в день ареста Тенардье,
когда Козетта сбивчиво от волнения умоляла его разыскать исчезнувшего отца. Внешне
он не выразил сочувствия, но согласился помочь, поэтому Козетту не пугало
непроницаемое выражение его лица. Она доверяла этому суровому человеку.

Козетта, точнее, баронесса Понмерси, выросла красавицей и как две капли воды
походила на мать, которую Жавер отлично помнил - память, на беду, у него была
профессиональная. Но в данный момент молодая женщина не выглядела даже
хорошенькой, не то что красивой. Красные глаза, распухшие губы и нос - слезы не
красят белокожих блондинок.
- Чем могу служить, мадам? - сухо повторил Жавер, в то время как запыхавшаяся от
быстрого бега Козетта пыталась перевести дух. - Какие-то проблемы?
- Да... то есть нет, - поспешно ответила молодая женщина. - Всё в порядке, месье
инспектор. Просто я... мы хотели бы пригласить вас на обед.
- Зачем? - оторопело брякнул инспектор.
- Почтить память папы, - девушка недоуменно вскинула заплаканные глаза. - Ему было
бы приятно.
- Да-да, инспектор, мы не примем отказа, - подхватил подоспевший Мариус. - Наша
семья стольким вам обязана.
- Ничем вы мне не обязаны, - резким тоном возразил Жавер. Юный барон Понмерси не
внушал ему ни малейшей симпатии.
- Да не ломайтесь, чего уж там! - встрял паренек. Как только он заговорил,
инспектор узнал его - Гаврош! Выжил, паршивец! И каким-то образом прибился к
семейству Понмерси. Бывший гамен сильно вытянулся с их последней встречи на
баррикадах, превратился из мальчишки в подростка. Он был хорошо одет и выглядел
опрятным и ухоженным.
- Гаврош! - укоризненно воскликнула Козетта.
"Они все сумасшедшие, - с некоторым испугом подумал Жавер. - Видимо, безумие
Вальжана заразительно." И с огромным изумлением услышал свой собственный голос,
отвечающий:
- Благодарю. Когда?

Эпизод 2 (авт. Лорен Франц, пер. Е.Романенко) «Последние слова»

(месяцем ранее) flashback
Одинокий фиакр катится по пустынной сельской дороге. В живописной долине между двумя зелеными холмами спит небольшая деревушка. Когда фиакр останавливается , из него на обочину выходит высокий худощавый человек с резкими чертами лица, одетый во все черное. Расплатившись с возницей, он незаметно растворяется в сумерках.
Час уже поздний, и почти во всех домах огни погашены. На узких улочках темно и тихо. Завернув за угол, незнакомец останавливается возле единственного дома, в котором все еще горит свет. Сквозь стекло он видит в окне силуэт обитателя дома – широкоплечего немолодого человека с копной седых волос. Он видел этого человека тысячи раз, но теперь тот выглядит усталым, осунувшимся и постаревшим. Хозяин дома садится в кресло возле очага спиной ко входу. Незнакомец, казалось, только и ждал этого момента, чтобы беззвучно проскользнуть в незапертую дверь.
- Жан Вальжан,- чуть слышно произносит человек в черном.
Хозяин дома вздрагивает. На земле остался лишь один человек, кто мог бы назвать его настоящим именем.
Жавер (а это именно он) выходит из тени.
- Неужели ты думал, что я не смогу тебя разыскать? Мне следовало бы обидеться на тебя за такое низкое мнение о моих профессиональных качествах! - иронично произносит он.
Зрачки Вальжана становятся шире, он медленно встает с кресла.
- Жавер, ради всего святого…. Я болен; я…
- Довольно! Успокойся, Вальжан, я вовсе не собираюсь тебя арестовывать.
- Нет? Но тогда зачем…?
Вальжан с облегчением выдыхает, но вид у него несколько озадаченный.
Жавер в два шага пересекает комнату и занимает место у окна, спиной к Вальжану. Сцепив руки за спиной, он смотрит в окно на усыпанное звездами небо, медленно подбирая нужные слова.
- Барон Понмерси попросил меня разыскать тебя и узнать о твоем состоянии здоровья …ради душевного спокойствия своей жены… как, впрочем, и своего собственного.
- Это не лечится.
- Что? - ошеломленно замирает инспектор.
- Моя болезнь…она неизлечима, - повторяет Вальжан, не поднимая глаз. – Хотя для тебя это вряд ли плохая новость. Скоро меня не станет, и тебе не придется больше меня преследовать.
Жавер снимает цилиндр и нервно вертит его в руках.
- Парижский префект считает тебя погибшим на баррикадах. Считай, нет человека – нет проблемы.
- Это ты им так сказал? Но почему?- в голосе Вальжана слышится сильное недоумение.
- Потому, - поворачивается Жавер лицом к собеседнику, - что сейчас передо мной вовсе не каторжник Жан Вальжан, которого я знал когда-то. Тот человек давным-давно мертв. Равно как и тот инспектор Жавер, которого ты знал раньше. Он умер в ту ночь на мосту Менял.
- На мосту?…
Жавер снова отворачивается к окну, осознав вдруг, что проговорился.
Вальжан морщит лоб; смущение в его взгляде внезапно сменяется выражением ужаса, как будто его только что осенило, что именно чуть было не случилось в ту ночь.
- Ты... собирался покончить с собой…из-за меня?…
- Я не говорил, будто горжусь этим фактом своей биографии, - инспектор хмурится, затем тяжело вздыхает. – Видишь ли…я хотел верить в то, что люди неспособны меняться. Потому что тогда… тогда бы это была не их вина, что они такие, какие есть, ведь так? Мне было проще, легче считать, будто мои отец и мать не могли стать другими людьми, не могли относиться ко мне по-человечески, чем принять тот факт, что они просто не захотели…
На секунду инспектор прикрывает глаза, чтобы Вальжан не видел в них тщательно скрываемую боль.
- Жавер, мне очень жаль…
И Жавер знает, что Вальжану действительно искренне жаль его. Этот человек, который, казалось бы, должен больше всех ненавидеть его, оказался первым, кто проявил к нему сочувствие; и это еще более возвышает Вальжана в глазах инспектора.
Одно дело – сохранить жизнь своему врагу. Искренне сочувствовать ему – совсем другое. Но Жавер не привык к таким чувствам по отношению к себе, и, проигнорировав подступающий к горлу ком, лишь сдержанно кивает в знак признательности.
Вальжан собирается кивнуть ему в ответ, но его лицо искажает гримаса боли.
- Тебе плохо?
- Бывало и похуже.
Он не добавляет «по твоей вине», но это окончание фразы напрашивается само собой. В тоне Вальжана нет злопамятства, лишь горькая правда-матка, от которой Жавер чувствует неприятный укол совести.
- Да уж, - бормочет он, поникнув, - бывало…
- Это пройдет.
- Твоя дочь очень беспокоится о тебе, - Жавер пробует сменить тему разговора. – Они с мужем вот уже несколько недель тебя безуспешно ищут.
Вальжан вдруг смотрит на него с испугом.
- Ты ведь не скажешь им, где я?…
Инспектор снова хмурится, на минуту задумавшись.
- Если ты желаешь прятаться от них, то это, в общем-то, ваше семейное дело, а отнюдь не мое. Так что от меня они ничего не узнают, если ты не захочешь.
Он долго и пристально смотрит на собеседника.
- …Но ты должен сказать им сам. Именно ты, не я. Одного я никак не могу понять: ты ведь очень привязан к дочке Фантины. И она к тебе тоже. Если ее так расстроило твое исчезновение, зачем же тебе от нее скрываться?! Знай она, где ты находишься, да еще в таком состоянии, прилетела бы сюда тотчас. Почему же ты ее держишь в неведении, скажи на милость? Не понимаю…
- Это ее только взволнует…
- Она будет волноваться куда сильнее, если не будет знать, жив ты или уже нет.
Вальжан колеблется.
- Дело не только в моей болезни, Жавер. Дело в моем прошлом…
Жавер застигнут врасплох.
- Ты хочешь сказать, что ей ничего не известно?! Ты так и не сказал ей?…
- Нет.
- Как же тогда ты умудрялся объяснять ей, почему вам нельзя выходить до наступления темноты; все эти ваши постоянные переезды, уклонения от встреч с представителями властей, в конце концов?…
- Козетта – умная девочка. Уверен, у нее были свои подозрения, но она никогда их не высказывала вслух. Я позволил ей забыть, как страшный сон, ее прежнюю жизнь, и она позволила мне сделать то же. Но теперь…теперь она замужем, у нее своя жизнь, и она не должна нести бремя моих прошлых грехов. А согласись я жить в семействе Понмерси, пришлось бы лишь преумножать количество лжи, а ее и без того достаточно. Нет, я не хочу этого, ни для себя, ни для нее.
- Понимаю…
- Как они там? Как она…счастлива?…
Взгляд Вальжана настолько робок и полон надежды, что Жаверу неудобно глядеть на этого сильного человека в минуту слабости. Ему теперь ясно, что отношение Вальжана к Козетте давно вышло за рамки долга, обещания, данного давно умершей Фантине. Она – не крест, который он вынужден нести, она – вся его жизнь. И все, что он хочет в этой жизни, - счастья для своей приемной дочери, а вовсе не для себя, и пускай она найдет свое счастье с совершенно чужим ему человеком.
И Жавер не может не догадываться, что загадочная болезнь Вальжана – отнюдь не следствие физиологических причин, но глубокой душевной раны.
Он осторожно подбирает слова для ответа.
- С ними все в порядке. Правда, недавно мне пришлось нанести им незапланированный визит. Дело в том, что некий известный тебе субъект по фамилии Тенардье возомнил, будто знает о твоем прошлом нечто такое, за что можно заставить барона Понмерси раскошелиться. Когда его попытка шантажа провалилась, он напал на Мариуса с ножом.
При упоминании о Тенардье Вальжан бледнеет; и Жаверу видно, что тот винит себя в произошедшем. Это написано у Вальжана на лице. И отчасти инспектор согласен с ним: Мариус, может, и храбрый малый, но по сравнению с ними еще мальчишка, и не в состоянии защитить жену ото всех напастей. Конечно, и Вальжан отнюдь не всесилен (что ему как отцу трудно осознать), но Козетта нуждается в нем. Жавер по себе знает, каково это – быть брошенным собственными родителями, и он не может не чувствовать некоторую солидарность с девушкой, чей отец исчез с горизонта задолго до ее появления на свет, и чья мать умерла слишком молодой, причем фактически по его, Жавера, вине.
Да, пожалуй, именно свою долю вины он чувствует в том, что у этой девушки, по сути, не было детства, и это наталкивает его на мысль, что он тоже в некотором роде в ответе за нее; и чувство вины сменяется желанием искупления.
Фантину воскресить он не может, но вот помочь ее дочери ему вполне по силам.
- К счастью, - продолжает он после паузы, - мне уже было известно о планах этого мерзавца, и я успел обезвредить его прежде, чем он смог осуществить задуманное. Теперь Тенардье снова за решеткой.
Вальжан облегченно выдыхает.
- Теперь я перед тобой в вечном долгу. Как я могу отблагодарить тебя?
- Ничем ты мне не обязан, - отмахивается инспектор. – Я всего лишь выполнял свой долг.
- Поимка преступника – да, но забота о моих близких ведь не входит в твои обязанности? Это был мой долг, а я им пренебрег…
- Тогда исполни его сейчас. Пошли за ними, позови их сюда, расскажи им все свои секреты. Возможно, твоя дочь будет сердиться на тебя…. а может быть, и нет. Да это и не важно. Важно то, что она нуждается в тебе, Вальжан. Быть со своей семьей – вот твой долг. Исполни его, и можешь ничем меня больше не благодарить.
- А потом? Кто позаботится о ней потом, когда меня не станет?
То, о чем просит его Вальжан – вовсе не пустяк, все очень и очень серьезно. Но просить о таком кого попало он и не стал бы. Только того, кому всецело доверяет. И Жавер осознает, что подобная просьба, исходящая от такого человека, как Вальжан – не только и не столько тяжелый крест, сколько большая честь. А для Жавера – еще и долг, если не перед законом, то перед собственной совестью.
- Я позабочусь о ней.
Часы в доме начинают бить полночь, а они все еще сидят и беседуют, словно старые друзья. Наверное, так оно и есть, вдруг думается инспектору. Старые друзья. Он не вполне уверен, как теперь можно их называть – никогда прежде он не считал нужным привязываться к другому живому существу; и сейчас его тревожит то, что их дружеский союз обречен вскоре распасться, едва образовавшись. Внезапно ему приходит мысль, что они с Вальжаном, в сущности, похожи друг на друга больше, чем кто-либо из них обоих готов признать, и, случись им встретиться в другое время и при других обстоятельствах, они несомненно бы стали лучшими друзьями.
- Уже поздно,- вдруг спохватывается Жавер. – Мне, наверное, пора идти.
Он надевает свой цилиндр и поворачивается к выходу, но не успевает дойти до двери, как его останавливает голос Вальжана.
- Жавер?
Тот оборачивается. Вальжан понимает, что, скорее всего, это будут последние слова, которые он скажет инспектору в этой жизни, и хочет сказать самое, по его мнению, важное из всех слов.
- Спасибо тебе.
Жавер чуть заметно улыбается. Это непривычно для него, и его едва заметная улыбка оттенена грустью, осознанием того, что это, вероятно, их последняя встреча на этой грешной земле, но все же это именно улыбка, и его лицо сразу преображается, молодеет на глазах; резкие черты лица сглаживаются, осененные отблеском внутреннего света.
- Нет, Вальжан, - он чуть склоняет голову перед собеседником, - это тебе спасибо. За все. Береги себя.
********Не пройдет и месяца, как в утренней газете Жавер прочтет некролог, из которого узнает о кончине месье Фошлевана. Эта новость его не удивит. Сдержав свое обещание, он приедет на кладбище, но не присоединится к скорбящим родным и близким Вальжана, а будет стоять в стороне, не дерзая приблизиться к надгробию.
- Прощай, Жан Вальжан, говорит он про себя. – Надеюсь, наши пути вновь пересекутся….