*утирает скупую слезу и предается олдфажеским воспоминаниям*
В качестве сувенира к празднику - социальная реклама упоротой и прекрасной итальянской экранизации в десяти сериях О-64.
читать дальшеОдин чудесный человек почти доделал к ней английские субтитры, и из необъятного монстра она превратилась просто в монстра. Но, дабы заинтересовать почтенную публику, один отрывок ударом по почкам:
субтитры сделать не успела, компьютер заупрямился, но
английский перевод(отсюда)
Disorganization. There is some disorganization inside here, in my head.To organize, to think- no, it’s difficult to organize.
What did I do?
No… what did I want to do? This- No, no, I wanted to bring him to the first police officer and I only had to say: ‘This man is yours.’
It’s simple. I have nothing to do with it. It’s the law. This man belongs to the law. And the law will do with him wathever it will want to.
Good. And then… Let them take you Pontius Pilate’s basin and then you can wash your pawns. For example…
I have nothing to do with it. How could such an idea come to me, in my mind? What is my duty? I am the tool of the law. And he belongs to the law. It will take him and then- My hand.. Is opening as if these claws were not able to tighten anymore.
And isn’t it true that he would have made me a great displeasure in running away?
Incredible. It happened just that… That he wanted to come with me, but I didn’t want to apprehend him, no.
No. I didn’t want to- And am I not going mad, maybe? Yes, it would be fair. Him in a prison and me in an asylum. These kind of things happen. But him and me… What is there between us? Are we accomplices? Friends? Am I his dog, maybe? Me, that I followed him for so many years just to sieze him but that now I lick his hand.
Jean Valjean. And Javert.
He saves my life and I tell him: ‘Yes, thank you very much. I owe you my life, I know. So let’s exchange these favours.’
And I to be in debt to my convict. Why did I permit him to save my life?
I should have talked to those boys at the barricades. ‘Look! He is freeing me.’
‘Kill me yourselves. Have I not the right to be killed?’
But I didn’t. And now it’s too late to remedy to that. There is only one thing to do. And I know what. To return to Rue de l’Homme Arme, get in the house, take him by his neck and throw him in prison. But I can’t do that. No. No, I can’t. But then- What do I want to do?
To just let him go free, to do his business and laugh behind the police?
And I… maybe still eating the goevernment’s bread. Maybe…Only this… Then he didn’t accept my dimission in M-sur-M. But the perfect would accept them now. But it’s not about that. I mean… who am I, then? What is there in me beside the law? Is there anything else? Maybe, someone like this can’t know anymore what is there to do. If someone- a miserable one- can be right… And an agent of the law has the duty to think that he is right along with the duty to not think that. How can you not think about that?
To apprehend him would be bad. To let him go free-
If someone doesn’t even know anymore what his duty is… If someone- God, yes. Yes. If an agent of authority- against the law… Against all his social and juridic duties- can realize that he may also have another duty. What is there outside the tribunal, the sentences, the police and the authority? The miserable people. But maybe one- And maybe also other convicts, other miserable people… It may be that one of them… is a good person.
A good person. I used to be good with him. And what does it mean? Who would want this? Of course, that convict is good. He was generous, in M-sur-M. And even today with his dead body in the sewers.
He is generous.
He is able to answers the evil with good. Able to have mercy, instead of wanting vengeace.
Good. Generous. He is better… Then what? Then the law? And I am helping him to step on the law, why? For me? But I would like to have… died a thousand times in M. street. For whom? For him, then?
But I would like for him to be in prison. For him to-
I would like to have never met him. I would like to keep knowing what is to do. Because I am such a coward that… I admire him, that convict, that scum. Yes. God may forgive me.
God. What does He want? When the abysses can only be found looking down, one knows where to put his step. But like this… I know how to obey to the police prefect. And I know that when a subordinate doesn’t know anymore how to do his duty- And he doesn’t understand and can’t anymore do what he has to, he has to be dismissed. But how can you do this… with God? I respect the Church and I respect all the authorities- But if the respect is not enough. One doesn’t know anymore what he has to do. One doesn’t know anymore how to reconcile these laws. I don’t know anymore why I am doing this. I am not done for these things… I was not able to live in this confusion… I can’t. He’ll have to manage by himself, if he can. If he can do it. He can manage by himself.
I used to be unimpeachable. I was. I am not like that anymore.
There is an abyss up there. Why does God want this? Why is He against the law too?
What is this anarchy that comes from up above? I… I can’t resist like this.
I- I’ll give my dimission.
русский перевод вашей покорной слуги
Беспорядок. Беспорядок здесь внутри, в моей голове. Наводить порядок, думать - но... Это тяжело, наводить порядок.
Что я сделал?
Нет, что я хотел сделать? Это? Нет. Нет, я хотел передать его первому же гвардейцу, мне оставалось только сказать: этот человек - ваш.
Так просто. Дело не во мне, таков закон. Этот человек принадлежит закону, и закон сделает с ним, что захочет.
Хорошо. А потом... Пусть тебе принесут умывальник Понтия Пилата, и ты опустишь в него свои лапы. Например...
При чем здесь я? Как могла такая мысль прийти ко мне, в мою голову? В чем мой долг? Я - орудие закона. А он принадлежит закону. Я схвачу его и - моя рука... разжимается, как будто эти когти больше никогда не смогут сомкнуться.
И разве не правда, что я был бы огорчен, если бы он - сбежал?
Невероятно. Случилось то, что... что он хотел пойти со мной, а я... не хотел его задерживать, нет. Нет, я не хотел...
Я схожу с ума, может быть? Да, это было бы справедливо. Его в тюрьму, а меня в сумасшедший дом. Такие вещи случаются.
А он... И я... Что произошло между нами? Мы сообщники? Друзья? Или я его пес? Я преследовал его так много лет, чтобы схватить его - а теперь лижу ему руки.
Жан Вальжан. И Жавер.
Он спас мне жизнь, а я скажу ему: "Да, спасибо большое. Я обязан тебе жизнью, я знаю. Обменяемся, услугу за услугу."
И чтобы я - был в долгу у своего каторжника. И почему я позволил ему спасти мне жизнь?
Я должен был обратиться к этим мальчишкам на баррикаде. "Смотрите! Он хочет меня освободить. Убейте меня сами. Разве у меня нет права быть убитым?" Но я этого не сделал.
А теперь слишком поздно, чтобы это исправить.
Осталось только одно, что я могу сделать. И я знаю, что. Вернуться на улицу Вооруженного человека, зайти в дом, схватить его за шиворот и бросить его в тюрьму.
Но я не могу этого сделать. Нет. Нет, я не могу. Но тогда - что я хочу сделать?
Просто отпустить его, чтобы он шел своей дорогой и смеялся за спиной у полиции?
А я, может быть, буду продолжать... есть государственный хлеб.
Может быть. Только вот что... Тогда он не принял мою отставку в Монрейле. Но префект сейчас бы принял ее. Но дело не в этом. Дело в том... кто я такой, наконец? Что во мне есть, кроме закона? Есть ли что-то еще? Может... такой как я и не сможет узнать, что нужно делать дальше. Если кто-то - из этих отверженных - может оказаться правым... А долг служителя закона - думать, что он прав, и в то же время - не думать об этом. Но как можно - не думать об этом?
Задержать его было бы дурным. Отпустить его...
Если кто-то больше не знает, в чем состоит его долг... Если кто-то - Господь, да. Да. Если служитель закона - против закона... против всех своих общественных и служебных обязанностей - может вдруг понять, что... у него есть еще один долг. Что может быть еще - помимо суда, приговора, полиции, и власти? Отверженные. Но один из них... и может быть, другие каторжники, другие отверженные... может быть, что один из них... хороший человек.
Хороший человек. Я поступил хорошо, с ним самим. И что это значит? Кому это нужно? Конечно, он хороший человек, этот каторжник. Он был великодушным в Монрейле. И даже сегодня, с этим мертвецом в канализации. Он великодушен. Он отвечает добром на зло. Он проявляет милосердие, вместо того, чтобы мстить.
Добрый. Великодушный. Он превосходит... что? Закон? И я помогаю ему преступить закон, почему? Ради себя? Но я бы лучше... умер тысячу раз на улице Мондетур. Ради кого? Значит, ради него? Но я-то хотел бы, чтобы он сидел в тюрьме. Чтобы он...
Я хотел бы никогда в жизни его не встречать. Я хотел бы знать, что делать дальше. Потому что я последний подлец, я... преклоняюсь перед ним, этим каторжником... Да, да простит меня Господь.
Господь. Чего Он хочет?
Если можно увидеть пропасть, только когда смотришь вниз, - то человек знает, как не оступиться. Но если нет... Я знаю, как слушаться префекта полиции. И знаю, что если подчиненный больше не понимает, как выполнять свой долг - и он не знает, как, и не может больше делать то, что должен делать - он должен быть уволен. Но как может сделать то же... сам Господь? Я уважаю церковь, как уважаю и всякую власть - но уважения недостаточно. Человек больше не знает, что ему делать. Больше не знает, как примирить между собой эти разные законы. Я больше не знаю, почему все это делаю. Я не сделан для подобных вопросов... Я не мог жить, так запутавшись... Я не могу. Ему придется справляться самому, если он сможет. Если он сможет это сделать. Он сможет справиться сам.
Когда-то я был безупречным. Да, был. Но теперь - больше нет.
Там пропасть - в вышине. Почему Господь хочет этого? Почему Он тоже против закона?
Откуда эта анархия, спустившая сверху? Я... я не могу этому противостоять. Я - я подаю в отставку.
(а здесь - итальянский текст, если вдруг кому))